Глава 2

- И, представляешь, он говорит мне: «От женщин слишком много хлопот». Это от меня, значит. После всего, что я для него сделала! Я ему и отвечаю: «Да что бы ты без меня делал, козел ленивый!» А он мне – знаешь что? Знаешь?

- Нет, - честно ответила Сакура. К тому же, противоречить взбешенной Темари обычно было опасно для здоровья.

- А он мне: «Жил бы припеваючи. А теперь, если можешь, говори потише – скандалы так утомляют…»

Сакура изо всех сил старалась не захихикать. Подобный ответ был вполне в духе Шикамару – вот только говорить такое в лицо Темари не стоило…

- Короче, ублюдок полный! Вообще не понимаю, как я с ним связалась! Жила бы себе в Песке, воспитывала бы братьев… Что, я себе получше не нашла бы? Но не-е-ет, мне надо было завести роман именно с ним! Блин! Ну почему он со мной так? – голос бывшей куноичи Песка стал печальным. Похоже, она выдохлась.

Сакура сочувственно погладила ее по плечу.

- Не грусти, Темари-чан… Ну вот уродился он такой, что ж тут поделаешь? А ты девушка умная, просто так ни за что ни в кого бы не влюбилась. Значит, есть же в нем что-то хорошее?

- Есть-то оно есть… Но ему лениво это хорошее показывать, - буркнула Темари, мрачно помешивая коктейль трубочкой. – Вот скажу братику, что он меня обижает…

Сакура представила себе реакцию Гаары на подобное заявление и заранее пожалела Шикамару. Лишь недавно узнавший истинное значение слова «семья» Казекаге эту самую семью оберегал с поистине маниакальным рвением.

- А может, не стоит? – с надеждой спросила Сакура.

- Стоит-стоит, - мстительно пробормотала Темари, попивая коктейль, - вмиг отучится расстраивать девушек. Если выживет…

Тут она, наконец, рассмеялась и отставила пустой бокал в сторону. Темари никогда не умела долго злиться. К тому же, она знала, с кем связывает свою жизнь.

«В отличие от меня», - подумала Сакура, допивая свой напиток.

Они со светловолосой куноичи сидели в небольшом летнем кафе, куда Сакура отвела находящуюся в расстроенных чувствах подругу. Выслушивая горячий рассказ о чужих проблемах, она на время забыла о своих собственных, но сейчас, когда Темари, наконец, успокоилась и развеселилась, неприятные мысли вернулись.

- А вы со своим как? Не ругаетесь?

С тех пор, как Саске вернулся с той самой миссии, во время которой и произошел тот странный разговор с Итачи, Сакура окружила мужа любовью. Она радостно встречала его, когда он приходил домой, вновь начала целовать его во время их занятий любовью, стараясь быть одновременно страстной и нежной, она даже вытащила его в клуб и сумела уговорить его станцевать с ней несколько танцев. Вот только чем дальше, тем больше она отчаивалась. Он по-прежнему ровно-безразлично говорил с ней, по-прежнему не стремился к ее обществу, по-прежнему оставался холоден к любым ее ласкам. Судя по его поведению, он смирился с тем, что у него есть жена, с которой полагается проделывать определенные действия – целовать, разговаривать, водить куда-нибудь ужинать, дарить цветы по праздникам – и он выполнял эти действия с методичностью хорошего ученика, просто потому что «так надо».

И он по-прежнему возвращался домой поздно вечером.

- Нет. Не ругаемся.

- Ну да, он же у нас Мистер Совершенство. Счастливая ты, Сакура… Ладно, подруга, спасибо тебе огромное, что выслушала и даже не побила ногами, - Темари подмигнула ей. - Сама знаю, какой стервозной занудой могу быть. Благодарю за ангельское терпение, но мне пора – завтра домой возвращаться, а у меня ничего не собрано.

- Да все в порядке, - улыбнулась Сакура, поднимаясь на ноги, - Обращайтесь. Передавай привет братьям.

- Обязательно. Увидимся! – Темари помахала ей рукой и с хлопком исчезла в облачке дыма.

Сакура потянулась и вышла из тени навеса под жаркое летнее солнце. Обеденный перерыв заканчивался, пора было возвращаться в госпиталь.

«Мистер Совершенство, ага…» - невесело улыбнулась Сакура, входя в прохладный больничный холл.

Увидев ее, Минако - девушка, дежурившая сегодня на регистратуре, - помахала ей рукой.

- Сакура, эй, Сакура! Тебе тут муж звонил, просил связаться с ним.

«Саске? Звонил?»

Сакура подошла к стойке, приняла от хихикающей Минако трубку и набрала номер.

- Слушаю.

- Саске, это я. Ты просил перезвонить.

- Да. Сакура, сегодня мне придется задержаться на работе допоздна, так что не жди меня.

Голос у него был напряженный.

- Что-то случилось? – обеспокоено спросила Сакура.

- Кто-то проник в тюрьму и, похоже, все еще находится на территории. Возможна подготовка побега, придется прочесывать там все, усиливать охрану… Так что, когда вернусь, не знаю.

- А… Хорошо. Удачи тебе там.

- Пока.

В трубке раздались короткие гудки.

* * *

Рабочий день закончился, и сотрудники госпиталя расходились по домам, оставались только немногочисленные дежурные. Сакура уходила одной из последних. Попрощавшись с сослуживцами, она вышла из ворот на улицу и остановилась.

Логика подсказывала, что нужно идти домой. В огромный пустой дом, где она снова будет сидеть на кухне в одиночестве и пить остывший чай, зная, что Саске сегодня не придет.

Саске сегодня не уйдет с работы.

Саске не придет домой.

Саске не пойдет в…

Сакура осторожно перевела взгляд на улицу, ведущую к Ичираку. Ее охватило странное, почти болезненное искушение.

«Идти туда? А какой смысл? Мне там нечего делать; один раз поговорила с Итачи – и слава богам, достаточно".

И все же… Соблазн, мысль о том, что она делает что-то запретное, но при этом удивительно притягательное, не оставляла ее.

Сказал ли Итачи своему брату о том, что она приходила? Почему-то ей казалось, что нет.

Там, в том доме, была какая-то тайна. Тайна, связывающая двух братьев и скрытая от всех прочих. Тайна, которую ей отчаянно требовалось узнать, потому что Сакура чувствовала – именно в ней скрыты все ответы на ее вопросы. Именно она является тем, что стоит между ней и Саске.

В конце концов, что она тут стоит и мнется, как маленькая девочка, боящаяся попросить запасную ручку у любимого мальчика? В конце концов, она не делает ничего запретного или предосудительного. Куноичи она или нет?!

Решительно закусив губу, Сакура приказала себе отбросить все сомнения и направилась по дороге, прямо противоположной той, что вела к поместью Учиха.

* * *

За то время, что она здесь не была, дом не изменился ни на йоту. Сакура, нервничая, стояла перед знакомой белой дверью и мучилась сомнениями. Позвонить, или лучше, пока не поздно, вернуться назад? Наконец она собралась с силами и нажала на звонок.

Как и в прошлый раз, ее встретила тишина. Сакура уже было решила, что зря сюда пришла и ей никто не ответит, как послышались шаги, и все такой же тихий голос спросил:

- Кто это?

- Это Сакура, - с каким-то облегчением ответила она, - Помните, я приходила однажды?

Щелкнул замок, дверь отворилась.

Итачи тоже ничуть не изменился – разве что одежда на нем была другая.

- Здравствуйте, Сакура-сан, - вежливо произнес он.

- Э-э-э... Здравствуйте, - пробормотала она, растеряв большую часть смелости. Все-таки его пустые черные глаза пугали ее – больше, чем вся его репутация и прошлое вместе взятые.

Воцарилось неуютное молчание. Он определенно ждал от нее причины визита, а она смущенно мялась на пороге, не знаю, что сказать. Сакура уже мысленно несколько раз выругала себя за дурацкую идею, когда он внезапно, как и в прошлый раз, отступил в сторону, пропуская ее.

«Ну и дура же ты, Сакура», - отстраненно подумала она, входя в темный холл.

* * *

Кухня встретила ее знакомым мраком и зашторенными окнами. Итачи слегка махнул рукой в сторону одного из стульев – они стояли там же, где и в прошлый раз - и Сакура осторожно присела на краешек. Если две недели назад она испытывала страх, то сегодня ей было почему-то неловко – как будто она кого-то обманывает.

А еще - они опять сидели в полном молчании.

«Похоже, это входит в привычку», - язвительно заметила Внутренняя Сакура.

Однако на этот раз тишину нарушил Итачи.

- Чаю? – спокойно спросил он.

Сказать, что Сакура была в шоке, значит не сказать ничего.

- А… Э-э-э.… Да, спасибо…

Старший Учиха непринужденно поднялся, подошел к кухонному столу и начал рыться на полках. Его тонкие пальцы легко скользили по стоящим там коробочкам и банкам, без труда управлялись с хрупкой посудой. Сакура изумленно наблюдала, как он наливает в небольшой заварочный чайник кипяток – аккуратно, не проливая ни капли.

«Похоже, настоящий шиноби остается шиноби, даже потеряв зрение», - мельком подумала Сакура, следя взглядом за его руками. Они напоминали руки Саске – изящные, красивой формы, с длинными чуткими пальцами.

В воздухе разлился аромат жасмина. Итачи поставил чайник в центр стола, отодвинув в сторону лежащие там свитки.

За зашторенным окном садилось солнце, тени сгущались. Сакура подняла глаза на Итачи. В полумраке его бледное лицо было похоже на призрак из какого-то странного, смутно знакомого сна.

Призрак Саске.

- Итачи-сан? – тихо позвала Сакура.

Полповорота головы – знак того, что он слушает.

- Можно мне включить свет? В комнате совсем темно.

Страх куда-то ушел, осталось непонятное чувство отстраненности, покоя и – интереса.

Он слегка наклонил голову.

- Можно.

Сакура поднялась на ноги и огляделась в поисках выключателя. Он обнаружился на стене возле двери. Короткий щелчок, и кухню залил яркий электрический свет. Сакура зажмурилась, давая глазам привыкнуть к смене освещения, Итачи же не шевельнулся.

Она вернулась на свое место и облокотилась на край стола. Теперь, на свету, здесь было даже уютно. Внезапно она обратила внимание, насколько чисто было в этом доме – нигде ни пылинки, столешница отполирована до блеска, все вещи аккуратно расставлены по местам. У нее на кухне такого порядка никогда не бывало.

- Похоже, чай заварился. Вам налить? – спросила она, и, получив в ответ утвердительный кивок, потянулась к чайнику.

Жасминовый чай приятно согревал, щекоча ноздри мягким ароматом. Попивая горячую жидкость, Сакура одновременно с любопытством косилась на своего собеседника. При ярком свете его лицо выглядело совсем иначе – более живым и человеческим. Вдруг стало заметно, что, хоть он и похож на Саске, спутать их было невозможно: Итачи был несколько повыше ростом и более изящно сложен, и черты его были не такими резкими, как у его младшего брата. А еще – у Саске никогда не было таких длинных и густых, как у девушки, ресниц. Сакура внезапно подумала, что когда-то у Итачи, должно быть, были глаза удивительной красоты – вот только слепота не оставила от нее ни следа.

И этот человек когда-то безжалостно уничтожил собственный клан. Страшно подумать.

Забавно – Сакура сама видела его в сражении – беспощадного убийцу, гениального шиноби – но сейчас смотрела в его лицо почти без страха. О нет, ужас перед ним не исчез полностью – но он гнездился где-то в углу ее сознания, не мешая ей с интересом изучать его.

- Итачи-сан?

Полповорота головы.

- Зачем вам эти свитки? – она указала на них рукой, забыв, что он не видит ее движения.

- Я их читаю.

- Читаете..? – недоуменно проговорила Сакура. – Но как? Вы же…

В ответ на ее вопрос он молча поднял правую руку ладонью к ней. Рукав соскользнул, блеснул узкий металлический браслет, охватывающий запястье. Внезапно на кончиках пальцев вспыхнуло знакомое любому шиноби голубоватое сияние.

- С помощью чакры, - пояснил он.

- Но… - Сакура с трудом подбирала слова. – Но ведь вам нельзя пользоваться никакими техниками!

- Этой – можно. Она требует совсем мало чакры и никаких печатей, так что Саске удалось выпросить у Хокаге-сама разрешение. Любое другое дзюцу карается смертью. Впрочем, вы знаете.

Пораженная внезапной догадкой, она непроизвольно потянулась к его браслету, но, докоснувшись до металла и – случайно – до его прохладной кожи, отдернула руку.

- Это..? – спросила она, смущенно поднимая на него взгляд.

- Да.

Детектор уровня чакры. Выпусти больше, чем надо – и через мгновение рядом появится отряд АНБУ. С далеко не мирными намерениями.

- Я… Мне жаль.

Он пожал плечами.

- Это вполне логичный ход. Меньшего я не ожидал.

- Он.… Кажется, эта штука очень дорогая… - Сакура помолчала, раздумывая, стоит ли продолжать фразу. – Как Цунаде это позволила? Деревне и так нужны деньги на восстановление после войны.

- Саске оплатил расходы, - сухо ответил Итачи. Похоже, ему было неприятно об этом говорить.

Сакура снова покраснела и уставилась на свои руки. Ну вот. Молодец, Сакура, умеешь вести разговор.

К собственному удивлению, она внезапно обнаружила, что она начинает сочувствовать старшему Учихе. После всего, что он достиг, чему научился, после свободной и независимой жизни оказаться запертым в четырех стенах под опекой собственного младшего брата. И при этом вести себя настолько спокойно – не сломаться, не обозлиться на весь мир. Она не жалела его – чувствовать к Итачи жалость было невозможно, почти оскорбительно. Но в ней просыпались уважение и даже некоторое восхищение.

«Стоп. Куда-то не туда забрели твои мысли, Сакура. Этот человек – сумасшедший. Массовый убийца, маньяк-психопат. Он уже давно и сломался, и обозлился, и бог знает что еще. Да его казнить были должны!».

Да, должны были. Но не казнили – по просьбе Саске.

А ведь он, похоже, не испытывает отрицательных чувств к Саске. Странно. Интересно, почему?

Но спросила она совсем другое.

- Итачи-сан? Наверное, мой вопрос покажется бестактным… - «Поздно спохватилась, широколобая. Ты и так уже ляпнула все бестактности, какие только можно».

- Не думаю. Что вы хотели спросить?

- Скажите, каково это… потерять зрение?

Сакура докончила фразу и сжалась, не глядя на него. Кажется, на этот раз она перегнула палку. Но, бросив осторожный взгляд на Итачи, облегченно расслабилась – он сидел спокойно, и, похоже, обдумывал ее вопрос.

- Это… иначе. Я много полагался на глаза, они были моим главным оружием, но в последние несколько лет мое зрение постоянно ухудшалось. Для меня это не стало большим шоком – я знал, что рано или поздно все закончится этим. Своеобразная плата за полученную силу.

Сакура вздрогнула. Он говорил об этом так спокойно, так обыденно… Ей вдруг стало по-настоящему страшно. Этими речами он пугающе напомнил ей Саске – того, юного Саске, готового на все ради могущества.

- Забавно.

Сакура подскочила от неожиданности, услышав его голос. Она удивленно подняла на него глаза – Итачи поднялся и убирал посуду со стола.

- Саске никогда не задавал мне этого вопроса, - Он сложил пустые чашки в раковину и повернулся к ней. - Вы смелая, Сакура-сан.

И тут он неожиданно улыбнулся. У Сакуры перехватило дыхание – от шока, изумления, какого-то детского восхищения внезапно произошедшим чудом. Впрочем, это вряд ли можно было назвать настоящей улыбкой – скорее тенью ее, слабым движением уголков губ, чуть заметным смягчением неподвижных, словно из мрамора выточенных черт холодного и прекрасного лица.

Она никогда не видела, чтобы Итачи улыбался. Она даже не подозревала, что он умеет улыбаться.

Она смотрела ему в лицо – спокойное, сдержанное, ровно-бесстрастное. Отросшая челка отбрасывала густую тень, почти полностью скрывавшую незрячие глаза. Неестественно бледная кожа, долгое время не видевшая солнечного света, казалась гладкой и безжизненной, словно фарфор. Мимолетная улыбка погасла – но ее уже было не нужно.

И Сакура улыбнулась ему в ответ.

* * *

На дворе уже стояла ночь, и в холле было совсем темно. Сакура с трудом различала силуэт Итачи, когда он провожал ее к выходу. У самой двери они остановились, и девушка повернулась к нему, собираясь прощаться.

Он молчал. Она каким-то шестым чувством понимала, что он о чем-то размышляет. О чем-то, связанном с ней.

- Знаете, я ведь понятия не имею, как вы выглядите сейчас.

Сакура вздрогнула от неожиданности и посмотрела, как ей казалось, ему в лицо – во мраке коридора она могла разглядеть лишь смутные очертания его фигуры.

- До того, как я ослеп, я видел вас только один раз – по дороге в Пески, причем издали и мельком, - задумчиво продолжил он, - Так что сейчас, когда я говорю с вами, я вспоминаю молоденькую девушку с короткими розовыми волосами и весьма неопределенным лицом.

Что-то шевельнулось в душе у Сакуры. Она догадалась, что он хочет попросить. Она сощурилась, пытаясь разглядеть в темноте хоть что-то, но безуспешно. Сакура судорожно вздохнула и непроизвольно подалась к нему.

Он шагнул ближе, так что они почти соприкасались телами. Она продолжала заворожено смотреть в черноту, чувствуя его теплое дыхание на своей коже. Итачи приподнял руку в безмолвном вопросе; тихо звякнула металлическая полоска браслета. Сакура, задержав дыхание, кивнула – говорить она сейчас не могла. Он понял ее ответ по движению воздуха; на кончиках пальцев загорелись голубые огоньки.

Она ощущала легкое покалывание - от его чакры – и приятную успокаивающую прохладу – от его пальцев. Она ощущала, как они пробегают по ее коже, касаясь лишь слегка, на грани чувствительности. Ее слишком широкий лоб, нос, щеки, губы. Ее глаза – она прикрыла их, позволяя его пальцам скользнуть по векам, коснуться ресниц. Ей казалось, проходят часы, мир кружится вокруг нее, а она стоит вот так, и будет стоять вечно.

Но тут покалывание прекратилось, и он убрал руку. Сакура открыла глаза, переводя дыхание, которое все это время задерживала.

Чернильный мрак коридора не изменился.

- Спасибо, Сакура-сан, - вежливо поблагодарил Итачи.

Она нервно усмехнулась.

- Ну что ж, теперь вы хотя бы знаете, как я выгляжу, - она повернулась к двери, помедлила, и спросила: - Мне… Можно будет еще придти?

- Разумеется. До свидания, Сакура-сан.

- До свидания… Итачи-сан.

* * *

Сакура быстро шла широким нервным шагом мимо закрытых магазинов и кафе, обгоняя припозднившихся прохожих. Ее лицо горело; следы его прикосновений жгли, словно прочерченные по коже каленым железом.

* * *

Она действительно пришла к нему еще. И еще. Посещать Итачи стало для нее чем-то необходимым, словно наркотик. Видеть его, говорить с ним – пусть не о Саске, а о каких-нибудь отвлеченных вещах. Она не знала, зачем. Он даже не относился к тому типу людей, который ей нравился. Да что там – мало того, что он превратил жизнь Саске в ад, именно он был причиной всех ее проблем с семейной жизнью. Временами, когда она задумывалась об этом, она осознавала, что отчаянно ревнует Саске к его брату.

И все же она ходила сюда, сидела у него в кухне, говорила с ним. Это было… странно. Ирреально. Она словно плыла, не касаясь ногами земли, в легком серебристом тумане, где тело кажется невесомым, а поступки – несущественными. Тяжелые и печальные мысли ускользали от нее, опускаясь куда-то вниз, неспособные удержаться в полупрозрачных извивах дымчатого серебра.

Это было странно, красиво и жутко.

А еще – она знала, что долго это не продлится. Рано или поздно она не удержится в воздухе и медленно, но неумолимо опустится на землю.

А может быть – упадет, и больно расшибется об острые камни.

Глава 3

Сакура бродила по дому, пробегая влажной тряпкой по полкам и машинально переставляя предметы, возвращая их на свои места. Вообще-то убираться самой ей было не нужно – раз в несколько дней этим занимались приходящие слуги (держать постоянную прислугу Саске отказался – он бы не потерпел круглосуточного присутствия в его доме посторонних). Но Сакура все равно периодически проходила по всем комнатам, на случай, если что-то было пропущено, и приводила их в первоначальный вид. Она знала, что муж очень щепетилен в этом плане – Саске не терпел даже малейших изменений интерьера. Сакура не винила его – после всего, что случилось, она могла понять его отчаянную боязнь, что его тщательно выстроенная новая жизнь может быть разрушена.

Сакура прошла по залитой солнцем галерее, с наслаждением вдыхая терпкий сентябрьский воздух. Листья еще не начали желтеть, а ночи – холодать, и дни все еще были по-летнему жаркими. Впрочем, в Конохе редко когда случались суровые зимы.

Розоволосая куноичи улыбнулась, ощущая под босыми ногами теплое ароматное дерево, и собиралась было завершить уборку, когда взгляд ее случайно упал на легкую раздвижную дверь в конце галереи.

В эту комнату она никогда не заходила. Не заходили туда и слуги, потому что Саске строго-настрого им это запретил. Спорить с молодым Учихой побоялся бы любой, что уж тут говорить о насмерть перепуганных уборщиках, под ледяным пронизывающим взглядом двух Шаринганов трепетавших, словно перед ними стоял не глава полиции и герой Конохи, а сам Король Змей. Сакура их не осуждала.

Комната когда-то принадлежала Итачи.

Сакура медленно подошла к двери и коснулась гладкой поверхности. Саске сейчас, скорее всего, был у брата, так что вернуться он должен поздно. Бояться, стыдиться или сомневаться Сакура перестала уже давно.

Она мягко отодвинула дверь и вошла в полутемное помещение. Так же мягко закрыла ее за собой, нащупала на стене выключатель и зажгла свет.

Обычная комната, просторная и не обремененная большим количеством мебели. Сложенный футон в углу, несколько книжных шкафов, настольная лампа на полу и все. Девушка огляделась. Внезапно она почувствовала, что из всех комнат поместья Учиха только эта осталась по-настоящему неизменной, будто сам воздух здесь застыл. Здесь царила поразительная чистота – так же, как и в доме в переулке возле Ичираку, - и все здесь хранило отпечаток личности ее хозяина, словно Итачи только сегодня покинул ее, отправляясь на какую-нибудь миссию. Комната, посвященная ее бывшему обладателю.

Словно алтарь.

Движимая любопытством, Сакура прошлась по комнате, осматриваясь. Взгляд ее сам собой остановился на книжном шкафу, и она протянула руку, скользнув пальцами по корешкам. Исторические очерки, описания техник, кое-что из классики… А это что? Сакура осторожно взяла в руки небольшую потрепанную книжку и наугад раскрыла ее где-то посередине. Стихи? Итачи не был похож на человека, который любил бы поэзию. Однако, пробежав глазами по строчкам, Сакура вздрогнула. Странные, жутковатые стихи… Непонятные, на первый взгляд почти бессвязные потоки мыслей, сплетающиеся в пугающие сюрреалистические образы. Девушка резко захлопнула книгу, запоминая мимоходом имя автора (раньше она его никогда не встречала), и вернула ее на место.

Желая отвлечься от неприятных ощущений, оставленных стихами, Сакура перешла ко второму шкафу, и здесь ее внимание привлекла стопка альбомов, сложенных на полупустой нижней полке. Стопка была достаточно неаккуратной и казалась в этой комнате лишней, чужой. Наверное, ее перенес сюда Саске.

Она присела, бережно взяла в руки верхний альбом, положив его себе на колени, и открыла.

Фотографии. Старые фотографии.

Свадьба родителей Саске – их звали Фугаку и Микото, Сакура помнила. Улыбающиеся лица незнакомых ей людей, черноволосых и темноглазых, и в каждом – что-то, напоминавшее ей о Саске или его брате. Мужчины, женщины, пожилые и юные, маленькие дети и глубокие старики. Мертвый клан Учиха.

Сакура перевернула очередную страницу и замерла.

Фотография изображала родителей Саске, стоящих у главного входа в больницу, а на руках у Микото был маленький сверток, из которого виднелся только короткий чубчик черных волос. Сердце Сакуры дрогнуло и забилось быстрее.

Она перевернула страницу.

Микото держит на руках младенца от силы нескольких месяцев от роду. Она смеется, а большие темные глаза ребенка смотрят в камеру с удивлением и легким интересом. А вот он же – учится ходить. А вот Фугаку присел рядом с тем же мальчиком, но уже лет двух-трех, держащим в руках сюрикен. Вид у старшего Учихи гордый, а у его сына – удивительно серьезный и немного печальный.

Сакура переворачивала страницы. Фотографий первенца Фугаку и Микото было мало – Итачи явно не относился к числу детей, которых хочется фотографировать. На всех карточках его лицо всегда оставалось спокойным и бесстрастным, а в глазах скрывалась несвойственная детям странная грусть, как будто он видел куда больше, чем все окружающие, и понимал что-то такое, что было недоступно им.

Сакура перевернула еще одну страницу и не смогла сдержать изумленного и радостного возгласа: на большой, во весь лист, фотографии, усталая Микото полулежала в постели, прижимая к груди что-то крошечное, завернутое в пеленки. Маленький Итачи, облокотившись на край кровати, удивленно разглядывал это нечто, широко распахнув черные глаза.

Сакура улыбнулась, чувствуя, как что-то тепло трепещет в груди.

Саске.

Она переворачивала страницы.

В отличие от старшего брата, Саске определенно был из тех детей, которых часто и с удовольствием фотографируют. Он был милым, смешливым и абсолютно нормальным ребенком. Вот он в обнимку с родителями, вот – качается на качелях, вот – Сакура хихикнула – купается в ванне… Улыбается, играет, тренируется…

Иногда попадался и Итачи – чаще всего на общих или официальных фотографиях, вроде той, где он только получил звание чунина.

Сакура листала семейные альбомы.

В самом низу стопки, под последним, тоненьким и потрепанным альбомом, лежала отдельная фотография в простой деревянной рамке. Сакура осторожно взяла ее в руки, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.

Маленький Саске – на вид ему тут лет семь-восемь – обнимает Итачи за шею, повиснув на нем сзади. Он смеется, по-детски пухлые щеки раскраснелись, а черные глаза сияют. И его старший брат улыбается вместе с ним – той самой отрешенной, едва заметной улыбкой, какую он подарил ей.

И, глядя на эту фотографию, Сакура вдруг ощутила, как светлая дымка, окружавшая ее все эти дни, исчезла, рассеянная одним простым, до ужаса четким и ясным осознанием.

Он любит Саске.

«Тогда почему..?»

Сакура осторожно положила фотографию на место и аккуратно сложила альбомы назад на полку, стараясь привести все в первоначальный вид. Резко поднялась на ноги, окинула комнату цепким взглядом, проверяя, все ли на месте, и быстро вышла, на ходу выключив свет.

* * *

На этот раз Саске должен был задержаться у Цунаде – разбираться с ежемесячным отчетом, постоянной головной болью любого высокопоставленного административного работника Конохи. Больше всех, разумеется, страдала сама Xокаге, но и другим приходилось несладко.

Впрочем, Сакура была только рада – как раз сейчас она шла по дороге к дому Итачи, погруженная в свои мысли. Возле небольшого магазинчика она остановилась и задумчиво покосилась на витрину.

«Надо бы что-нибудь купить, - подумала она, заходя внутрь и разглядывая прилавок, - а то я, наверное, уже несколько пачек чая у Итачи-сана выдула. Кажется, он жасминовый любит…»

Она купила чай, а к нему – она мысленно ухмыльнулась - коробку сладостей. Общаясь с Итачи, Сакура, к своему удивлению, начала замечать в нем мелкие черты, недоступные поверхностному взгляду случайного знакомого. Крошечные детали, делавшие из идеального шиноби человека. Кто бы, например, мог подумать, что бессердечный Учиха Итачи любит сладкое!

А дальше все знакомо – звонок, его шаги, звук отпирающегося засова, темный коридор, привычный стул в ярко освещенной кухне (Сакура теперь всегда зажигала свет, приходя сюда). Их редкие и недолгие встречи, ставшие для нее неотъемлемой частью жизни.

Однако сегодня у нее была определенная цель визита. Она хотела задать ему один вопрос.

- Итачи-сан.

- Да?

- Вы любите своего брата?

Молчание. Слышен гомон птиц за окном, отдаленный шум улицы.

- Да.

- А свою семью? Вы любили ваших родителей? Ваших друзей?

Снова тишина.

- К чему вы это спрашиваете?

Сакура тряхнула головой.

- Потому что я… не понимаю, - она подняла взгляд на Итачи, сидевшего с обычным спокойным выражением лица. – Вы убили их. Вы убили самых близких вам людей, вашу семью, вашу кровь – и оставили в живых брата, маленького мальчика. Почему? Что вами двигало? Вы говорите, что любите его; и это – проявление вашей любви?!

Сакура сама не заметила, как в голосе появились повышенные тона, а она сама привстала со стула. Перед ее глазами проносились воспоминания – Саске говорит, что живет ради мести, Саске уходит из Конохи, огромное опустевшее поместье, фотографии в альбомах, счастливое лицо Саске, обнимающего брата… Все это – творения одного человека, и он сейчас говорит ей, что любит юного Учиху!

- Да, верно.

- Что? – Сакура, не веря своим ушам, изумленно уставилась на Итачи.

Он слегка вздохнул, беря в руки отставленную было чашку.

- Сакура-сан, не хочу вас обидеть, но боюсь, это не ваше дело. Вы не поймете.

- То есть… То есть как это не мое дело?! Саске – мой муж! Я могу знать, я обязана знать! Вы говорите – я не пойму, так объясните мне! Пожалуйста… - закончила она почти робко, вновь опускаясь на стул.

Некоторое время Итачи молчал, словно раздумывая над ее словами. Потом снова вздохнул и, очевидно, придя к окончательному решению, начал:

- Скажите, Сакура-сан, знаете ли вы, что значит быть… уникальным? Не просто быть в чем-то непохожим на других, а абсолютно отличаться? Вряд ли. Видите ли, и я, и Саске были именно такими – единственными в своем роде братьями. Гениями клана Учиха. Правда, он всегда находился позади в силу своего возраста и позднее проявившихся способностей, но это еще больше придавало ему желания догнать меня, опередить меня, победить. Мы были не такими как все, мы могли достичь вершин, но была одна большая проблема.

Повсюду нас окружают пределы, Сакура-сан. Ограничения, преграждающие путь к следующей ступени. Иногда это высокие могучие стены, которые нужно преодолеть, а иногда – это отвратительное, гнилое болото, медленно затягивающее нас в трясину. Вы понимаете, о чем я говорю?

Она медленно кивнула, не сразу сообразив, что он не может ее видеть.

- Да… Да, понимаю.

- Клан Учиха… Он был таким болотом. Прикрываясь хвастовством о своем «величии», они прозябали в пустоте и каждодневной рутине, служа бессмысленным, глупым целям. Сборище слабых, безнадежных неудачников, заперших самих себя в клетке из собственной воображаемой исключительности. «Великий клан Учиха», душащий своими лже-правилами тех, кто мог бы достичь большего. Поэтому, когда я достиг того, чего они уже много лет боялись и избегали – когда я обрел Мангекьо Шаринган – я уничтожил этот бесполезный клан. Я избавился от цепей, сковывающих нас в стремлении к совершенству – от ничего не значащих, бессмысленных привязанностей. Я преодолел этот предел, разбил клетку, освободив путь вперед – я проверил и доказал свою силу.

Вы спрашиваете, почему я оставил в живых Саске. Но разве это не очевидно? В нем, как и во мне, проявились все дары, которыми могла обеспечить кровь Учиха. Да, он был мал, слаб, во многом изуродован проклятым болотом, которое именовали кланом, но он был моим братом, моей ровней. Я сделал все, чтобы направить его по нужной дороге. Я не мог объяснить этого ему так, как объясняю вам: он слишком горяч и полон страстей. Мной управлял разум, им – ненависть. Победа надо мной должна была стать целью его жизни, и тогда однажды он стал бы мне достойным противником, он вознесся бы над всеми преградами.

Вы понимаете, Сакура-сан? Он и я – мы были пределами друг друга. Последней ступенью к вершине, вечным напоминанием о том, что надо идти вперед. Мы были – два гения клана Учиха, и однажды кто-то из нас должен был пасть – а второй обрел бы свободу. Случилось так, что пал я.

Сакура слушала его и не могла придти в себя. Итачи говорил ровно, уверенно, как будто объяснял непреложную истину, и самое страшное – для него это и было истиной!

«Он безумен, - в ужасе подумала Сакура, цепляясь побелевшими пальцами за сиденье. – Он безумен – ведь он свято верит в то, что говорит! Боги, как это возможно..? Убить собственных родителей ради проверки своих сил, сделать такое с младшим братом!»

Страх, удушающий страх перед Итачи, совсем оставивший ее в последние недели, вновь вернулся, и ее сердце бешено колотилось в груди.

А потом в ней проснулась ненависть.

Ее воспоминания: боль, тоска, слезы, которые она пролила из-за Саске, его избитое тело – тогда, после первой его встречи с братом, его одержимость, его холодность…

Его безумие.

- Вы… - Сакура вновь привстала, ее голос дрожал от ярости. – Это вы сделали его таким! Из-за ваших больных идей он отвергал дружбу, любовь, поддержку, из-за вас он чуть было не лишился тела, отдав его Орочимару, из-за вас, все из-за вас…

Ее кулаки сжались, в глазаx стояли слезы, но она этого не замечала. Гнев переполнял ее, и она задыхалась, выкрикивая рвущиеся на свободу слова.

- Вы свели его с ума, вы сделали из него свое подобие, безумца, одержимого лишь силой! «Слишком горяч», вы говорите?! Вы убили его родителей, всю его семью, вы отравили его ненавистью! Вы… Вы… Я вас ненавижу!!

Выражение точеного лица не изменилось – он лишь слегка поднял голову, ориентируясь на звук ее голоса.

- Я говорил вам, что вы не поймете, - мягко произнес он.

И, глядя в слепые, полускрытые волосами глаза, Сакура не выдержала. Она придушенно всхлипнула, опустилась на стул и закрыла лицо руками.

Она не могла его ненавидеть. Убийцу, безумца, гения, человека, искалечившего ее мужа – она просто не могла. Слишком странное место он занимал в ее жизни.

Она и сама не понимала, какое.

Так они сидели некоторое время – в тишине, каждый погруженный в свои мысли.

- Он должен был убить вас… - прошептала куноичи, ни к кому конкретно не обращаясь.

То, что она сказала это вслух, Сакура поняла слишком поздно.

Итачи молчал, но выражение лица у него было сосредоточенное и… печальное? Сакура вмиг вышла из состояния оцепенения и внимательно всмотрелась в его черты, надеясь понять, что вдруг изменилось.

- Я ошибся, - тихо сказал Итачи – тоже, похоже, не столько ей, сколько себе. – Глупый младший брат… Слишком зависим от привязанностей… Слишком много эмоций.

Он замолчал, задумавшись.

- Вы любите его… - так же тихо проговорила Сакура. – Не как «предел». Как брата. Хоть и странной любовью.

Итачи слегка шевельнулся, но промолчал.

За окном сгущались сумерки.

- Итачи-сан?

Он поднял голову.

- Хотите, я вам волосы подстригу? У вас челка уже совсем глаза закрывает.

Ей показалось, или он улыбнулся?

- Не стоит. Но спасибо вам.

- Не за что.

Молчание.

- Я, наверное, пойду.

- Как скажете.

Темный коридор, щелчок отпираемой двери, дымчато-синее небо с первыми звездами.

- До свидания.

- До свидания…

Она повернулась, чтобы уйти, но в последний момент остановилась и прикоснулась к его руке.

- Итачи-сан… Я рада, что он вас не убил.

Она отпускает его руку, спускается и бежит вниз по переулку. Теплый вечерний воздух мягко гладит ее по щекам.

* * *

Осень все больше вступала в свои права. Листья начинали желтеть, ветер – холодать, а небо все чаще бывало покрыто тучами. Сакура еще пару раз заходила к Итачи, когда выпадала возможность. После того памятного разговора, когда она сорвалась и накричала на него, их отношения, к ее удивлению, ничуть не ухудшились, а, пожалуй, даже улучшились. Ей стало… спокойней. Она поняла и приняла его и его философию, как принимают точку зрения оппонента в споре. В конце концов, трудно было называть сумасшедшим человека, не выглядящего таковым.

Да, теперь Сакура не понаслышке знала, чего нужно бояться в Итачи, но его объяснения странным образом успокоили ее. Именно там, в его мыслях, и было настоящее безумие, но там же скрывались и его чувства и эмоции, его любовь. Итачи рассказал ей об этом, и она была благодарна ему за подобное доверие.

Пожалуй, она была счастлива. И пусть ее счастье потеряло ту неуловимую легкость и невесомость, какой она наслаждалась еще недавно, но теперь оно стало более понятным, более земным.

Ее отношения с Саске тоже изменились, хотя вряд ли сам Учиха это заметил. Она по-прежнему пыталась пробудить в нем любовь, но теперь иногда она смотрела на него словно со стороны, изучая его и оценивая. Она пыталась понять уже не столько его, сколько его и Итачи. Как получилось, что этот невысокий молодой мужчина был единственным, кого бывший Акацуки любил? Как получилось, что он стал чем-то большим, чем просто «предел»?

И как это связано с поведением самого Саске?

* * *

Это был самый обычный осенний вечер – пасмурный, но теплый. Солнце, скрытое облаками, казалось расплывчатым желтым пятном, постепенно клонясь к закату. Воздух после по-летнему жаркого дня был влажный и душный – признак надвигающейся грозы.

В особняке Учиха горели все огни – Саске собирался на задание. Союзной стране Травы срочно требовалась подмога – на их территорию вторглась группа шиноби-ренегатов, а своей скрытой деревни в этом маленьком государстве не было. Коноха собирала крупный отряд, и путешествовать им предстояло под покровом ночи, чтобы не быть замеченными вражеской разведкой. Саске, как главе полицейского корпуса и искусному ниндзя, предстояло возглавить миссию, и сейчас Сакура вместе со своим мужем в последний раз перепроверяла снаряжение.

- И все-таки мне бы стоило пойти с вами, - сказала она, затягивая ремешки на походной аптечке, - вам бы пригодился хороший медик, тем более что и в битве я небесполезна. Думаю, Цунаде-сама должна была тебе это предложить.

- Она и предложила, - согласился Саске, в последний раз просматривающий свитки призыва.

- И что? По-моему, отличная идея.

- Это исключено, - Саске упаковал свитки в сумку на поясе, - Я так и ответил Цунаде.

- Что, прямо так и заявил? – скептически посмотрела на него Сакура.

- Ну, не совсем так, конечно. Но я объяснил ей, что не позволю своей жене участвовать в столь опасном походе. Достаточно беготни с кунаем наперевес, ты – замужняя женщина, у тебя другие заботы.

- Ага, например, терпеть мужа, который все решает за меня.

- Сакура, - Саске поднял взгляд и проникновенно посмотрел ей в глаза, - Я не хочу потерять тебя. Я не могу, находясь посреди сражения, постоянно волноваться и оглядываться в поисках тебя.

«Почему-то восемь лет назад тебе это не мешало», - скептически подумала Сакура.

- Так что, я отправляюсь один. Не скучай, - он коротко поцеловал ее и закинул рюкзак на плечи.

- Береги себя, - с внезапно проснувшейся нежностью ответила Сакура. При взгляде на его сосредоточенное лицо ее сердце вдруг дрогнуло, а ядовитый сарказм растворился без следа.

Я люблю тебя, Саске.

* * *

Сакура быстро привела в порядок комнаты, в которых после сборов царил небольшой бардак, и спустилась на первый этаж, выключая на ходу свет. Прощание с Саске подняло ей настроение, и она улыбалась, тихонько мурлыкая что-то себе под нос. Она словно вдруг вспомнила, что любит его, и в груди разливалось живительное тепло. Бросив взгляд на часы, она решила, что еще слишком рано, чтобы проводить весь вечер дома, да и усидеть на месте было трудно. А потому Сакура быстро обулась и выскочила на улицу.

Тучи сгущались, становилось все темнее. Собирался дождь. Прохожих на улице было мало – все спешили укрыться под крышей, и Сакура легко бежала по мягкой, нагретой за день пыли. «Пересижу дождь у Итачи-сана», - подумала она.

Она свернула в знакомый переулок, подошла к дому и уже собиралась нажать на звонок, когда ее остановил какой-то стук и раздавшийся следом звук голосов. Сакура удивленно застыла с занесенной рукой – голоса доносились как будто бы из дома, но не из-за двери. Вновь прислушавшись, она быстро огляделась и, уловив, как ей показалось, источник звука, неуверенно подошла к боковой стене, вступив на густую траву неухоженного палисадника. Обойдя дом, она оказалась на небольшом, заросшем участке земли, отделяющем дом Итачи от соседнего, и замерла в изумлении.

Открытое окно, льющийся из него свет, падающий на глухую стену дома напротив, колышущиеся на ветру занавески (В чем дело? Окна у Итачи всегда закрыты)... И голос – теперь Сакура узнала этот голос, хоть и не могла разобрать слов.

Саске.

Миллион мыслей сразу пронеслось у нее в голове. Это он открыл окно? Что он здесь делает? Разве он не ушел на задание? Они собирались путешествовать ночью… Он вышел заранее? Саске пришел к Итачи? Зачем? Попрощаться..?

Наверное, в этом не было ничего удивительного – Саске и так часто ходил сюда, почему бы ему не зайти к брату перед опасной миссией? – но что-то заставило Сакуру нервно затаить дыхание, словно в предчувствии беды.

Он здесь – совсем рядом, через стену. Он наедине с братом. И он не знает, что Сакура тут. А значит…

Искушение, лихорадочный соблазн узнать, проникнуть, наконец, в его тайну, накрыл Сакуру могучей горько-соленой волной.

Пошел дождь. Она не обратила на это внимания и бесшумно подошла к окну. Некоторое время она прислушивалась к звукам, доносящимся изнутри. Голос Саске – до странного неуверенный, какой-то сдавленный и… умоляющий?

- Нии-сан… Ты знаешь, это задание… Я не могу больше… Нии-сан, - тишина, какой-то шелест. – Почему ты… - голос сбивается. – Я… Пожалуйста!

Он замолкает, и Сакура некоторое время стоит, напряженно вслушиваясь, влажными пальцами сжимая подол юбки. Эта тишина ее пугает, словно что-то тяжелое давит на нее, и она не в силах больше просто так стоять. Она осторожно подходит вплотную к распахнутым ставням, заглядывает внутрь, и ее сердце падает.

Они стоят посреди залитой ярким желтым светом комнаты. Саске обнимает брата за шею, привстав на цыпочки, прижавшись к нему всем телом, - и целует его. Его глаза закрыты, голова запрокинута, на лице - выражение непереносимой муки, а Итачи стоит, не шевелясь, и пустые черные глаза смотрят в никуда поверх головы брата.

Сакуре кажется, что мир вокруг нее разлетается на тысячи острых осколков. Она хочет кричать – но слова застревают в горле, она хочет бежать, но ноги ей не повинуются. Она хочет кинуться туда, к ним, отшвырнуть их друг от друга, избить их, и кричать, кричать, кричать… Но она не может пошевелиться, и в ужасе смотрит, как ее муж целует собственного старшего брата.

Саске, наконец, отпускает его губы и заглядывает ему в лицо.

- Итачи… - шепчет он хриплым от страсти голосом, и в глазах его плещутся отчаяние, тоска и жаркое, неприкрытое желание. Итачи не отвечает, но черты его вдруг смягчаются, а уголок рта дергается, словно в горько-печальной усмешке. Саске морщится, будто от боли, из его горла вырывается судорожный стон, и он снова прижимается к губам брата своими. Его руки распускают шнурок, стягивающий волосы Итачи, и зарываются пальцами в густые черные пряди, так схожие с его собственными. Он целует его, и в промежутках между поцелуями он шепчет его имя.

Итачи не двигается, никак не реагируя на действия брата, но потом его рука медленно поднимается и легко, почти снисходительно опускается на затылок Саске.

И вот тут тело подводит Сакуру. Она падает на колени, цепляясь за мокрую траву, и ее скручивает приступ тошноты. Она рыдает, беззвучно, закусив губу, не позволяя ни одному всхлипу вырваться из содрогающейся от боли груди, ее трясет, а предательский слух улавливает каждый звук, доносящийся из окна. Она слышит, как Саске повторяет имя Итачи, под конец уже срываясь на полустон-полукрик, и каждое восклицание словно хлещет ее, еще ниже пригибая к земле, пока она не перестает ощущать что-либо.

Она не помнила, что они говорили потом, да и говорили ли вообще. Краем уха она слышала, как хлопнула входная дверь, но не обратила на это внимания. Она просто сидела, прижавшись спиной к холодной каменной стене, опустив голову и обхватив колени руками. Ледяные струи били ее по плечам, мокрые волосы свисали уродливыми прядями, капли дождя стекали по лицу, смешиваясь со слезами, но ей было все равно.

Она не знала, сколько сидела вот так, не замечая ничего вокруг, – может, пару минут, а может – час. Внезапно рядом послышались шаги; они прошелестели по мокрой траве и замерли возле нее. Преодолевая оцепенение, Сакура вяло приподняла голову и повернула ее. Первое, что она увидела, были обычные сандалии шиноби; она подняла взгляд вверх, на их обладателя.

Рядом с ней стоял Итачи. Распущенные волосы рассыпались по плечам, черные глаза смотрят сквозь нее. Капли дождя не долетали до него, разбиваясь о зонт, который он держал в руке.

Наверное, она должна была что-то почувствовать - гнев, отвращение, страх – но внутри было пусто и глухо. Серая пелена дождя вымыла из нее все.

Он присел, протянул руку, нащупав ее плечо, и поднял ее на ноги, прикрыв зонтом. Сакура вяло попыталась сопротивляться, но он держал ее крепко, а его тело излучало притягательное тепло, и она вскоре сдалась, покорно позволив ему, слегка подталкивая, провести себя в дом.

Глава 5.

What a wicked thing to say
You never felt this way
What a wicked thing to do
To make me dream of you.

Chris Isaac

На бездонном синем небе нет ни облачка, а легкий летний ветерок совсем успокоился. Под жарким июльским солнцем волосы Итачи нагрелись и пахнут сочной травой и теплым деревом. Пятилетний Саске зарывается в них носом и жадно вдыхает их запаx, сжимая густые пряди в еще по-детски маленьких кулачках. Он абсолютно, невыразимо счастлив.

Они сидят на мостках у пруда, и прохлада, поднимающаяся от воды, кое-как спасает их от жары. Итачи полностью погружен в какую-то книгу, которую принес с собой, а Саске цепляется за него сзади, шумно дышит в ухо и теребит волосы, не зная, чем еще себя занять. Впрочем, большего ему и не надо. Нии-сан взял его с собой к пруду с одним условием – что Саске не будет ему мешать, и мальчик старательно выполняет это требование в меру своих сил. Саске заглядывает брату через плечо, ухватившись за воротник летнего юката. Он хочет во всем быть похожим на Нии-сана, а для этого надо так же читать взрослые, серьезные книги. Саске пытается разобрать текст, безмолвно шевеля губами, но книга написана мелким шрифтом, в ней полно длинных, непонятных слов и совсем нет картинок. Саске разочарован и начинает злиться, но тут Нии-сан поднимает руку и рассеянно проводит по его непослушным волосам. Саске зажмуривается от удовольствия и тихонько смеется; все его раздражение исчезает, как будто и не было его. Он еще крепче уцепляется за юката брата, наклоняется вперед и оставляет на его щеке влажный поцелуй.

Итачи по-прежнему не отрывается от своей книги и опускает руку. Саске несколько отстраняется и смотрит на своего брата; его переполняет радужное, искрящееся чувство счастья и любви. «Нии-сан», - зовет он и слегка тянет Итачи за воротник, а когда тот поворачивается, Саске обнимет его за шею и порывисто целует в уголок рта.

Саске знает, что целовать в губы членов своей семьи – нехорошо, хоть и не очень понимает, почему. Но он знает также, что мама и папа часто делают это, потому что мама и папа очень-очень друг друга любят. А он тоже очень-очень любит Нии-сана…

Итачи смотрит на него с легким интересом, а потом отворачивается и возвращается к своей книге. И Саске становится удивительно легко и хорошо – Нии-сан не сердится на него, значит, он все сделал правильно! Саске расплывается в счастливой улыбке и нежно прижимается щекой к плечу брата…

…А потом он просыпается.

* * *

Это воспоминание преследовало его с той самой ночи, когда клан Учиха прекратил свое существование. Этот сон был намного страшнее другого его постоянного кошмара – о трупах родителей, лежащих в луже крови у ног их убийцы, и об удушливом страхе, мешающем думать и двигаться. Этот сон о далеком летнем дне у пруда стал его самым жутким ночным кошмаром; поначалу – просто потому, что напоминал о той, другой жизни, в которой не было мести, и которая уже никогда не вернется. Но позже, когда Саске вырос, эти сны стали пугать его еще сильнее: он просыпался в поту, мучимый лиxорадочным жаром, а с пылающих губ слетало ненавистное имя. И потом он до утра лежал, уткнувшись лицом в подушку, пытаясь прогнать навязчивые образы, унять непонятную дрожь во всем теле, а губы горели, горели, горели…

А когда наступало утро и приходило, наконец, время вставать, Саске знал, что у него появилась еще одна причина ненавидеть своего брата.

* * *

Когда Саске был маленьким, в мире было много вещей, которых он боялся или которых не мог сделать. Он вздрагивал при раскатах грома, убегал от больших собак, а достать с верхней полки банку с печеньем было для него настоящим испытанием. Но Саске никогда не бежал за помощью к родителям – он не хотел, чтобы грозный отец считал его плаксой и слабаком, а ласковая и добрая мама – маленьким ребенком. Сколько Саске себя помнил, был один человек, к которому мальчик приходил со своими детскими проблемами – его брат. В нем Саске был уверен. За ним хотелось спрятаться, к нему хотелось прижаться.

Саске твердо знал – Нии-сан может все. Мама и папа были большими и сильными, просто потому что были взрослыми. Итачи же казался младшему Учихе почти божеством – далеким, прекрасным и могущественным. Мама и папа – просто люди, им не победить гром и молнии. Но когда дождливыми ночами Саске прибегал в комнату к Итачи, забирался к нему под одеяло и крепко обнимал брата, он знал, что теперь все будет в порядке. Рядом с Нии-саном не страшна гроза. Нии-сан стоит над грозой. Вне грозы.

Над. Вне. Xоть Саске и был слишком мал, чтобы четко сформулировать какие-либо сложные понятия, эти слова всегда ассоциировались у него с братом. Иногда, когда он смотрел на Итачи, Саске внезапно становилось как-то зябко и одиноко: он вдруг каким-то шестым чувством остро понимал, что Нии-сан не здесь, не с ними, и никогда полностью тут не был. Но потом Итачи обращался к нему по имени, и Саске тут же забывал обо всем, и над ним словно загоралось маленькое солнце.

А еще – Саске подсознательно чувствовал настроения брата. Он знал, что иногда Итачи почему-то без всякой видимой причины становится грустно – он чувствовал серый, вязкий холод, окружающий его драгоценного Нии-сана, и тогда Саске прижимался к брату, крепко вцепляясь в одежду, и отказывался отпускать. Отец в таких случаях хмурился, а мама сердилась и начинала кричать. Иногда мальчику казалось, что родители не любят Итачи, и что его вообще никто, в общем-то, не любит по-настоящему, кроме него, Саске. Нет, отец, конечно, очень гордился Итачи, хвалил его, хвастался перед знакомыми его достижениями, но липкое, упрямое чувство вне не оставляло Учиху-младшего.

Сам Саске побаивался своего отца. Он был всегда такой суровый, серьезный и занятой… И ему никогда не было дела до Саске. Отец смотрел на него так, что хотелось, как всегда, спрятаться за спину Нии-сана. Для мамы же он был любимым младшим сыном – нежно оберегаемым и окружаемым заботой… как ребенок. Друзей у Саске за пределами семьи, по сути дела, и не было – он был милым и непоседливым мальчиком, но с другими детьми - достаточно замкнутым и необщительным. Саске стеснялся. К тому же, друзья ему были не очень-то нужны – ему хватало Нии-сана. А Нии-сан любил его – Саске всегда это знал.

* * *

В первый раз Итачи привел Шисуи на обед, когда Саске полгода как исполнилось четыре. Высокий, вечно ухмыляющийся Шисуи приходился им троюродным братом и был старше Итачи на пять лет, но рядом со своим молчаливым товарищем казался чуть ли не младше. Гордость клана, блестящий ниндзя, юное дарование – Учиха Шисуи не мог не заметить своего подрастающего соперника, и в итоге взял Итачи под свое крыло. Они тренировались вместе, вместе бродили по окрестностям, но Саске всего этого не знал. Он знал только, что брат привел познакомиться своего, как он представил старшего мальчика, друга.

Саске невзлюбил Шисуи с первого взгляда. Его выводило из себя то, как фамильярно этот подросток обращался с его Нии-саном, как покровительственно к нему относился, каким небрежным жестом взъерошивал его волосы. Никто – никто! – не смеет взъерошивать волосы Нии-сана! Саске не понимал, как вообще можно так обращаться с таким неземным существом, каким был его брат. И чего Саске точно не понимал – почему Итачи все это терпит?!

- А это, значит, и есть твой младший брат, Тачи-кун? – спросил Шисуи, наклоняясь к Саске и с ехидным огоньком в глазах его разглядывая.

Саске чуть не задохнулся от возмущения – называть его брата «Тачи-куном»! Да как это можно?

Итачи кивнул, спокойно глядя на старшего мальчика непроницаемыми темными глазами.

- Ну чего ты так надулся, а, малыш? – подмигнул ему Шисуи. Саске только еще больше нахмурился и отступил подальше. Итачи продолжал стоять, никак не реагируя на происходящее.

- Обиженный какой, а! Тачи-кун, он у тебя говорить хоть умеет? - подросток рассмеялся и потрепал Саске за щеку. Тот всхлипнул, стукнул Шисуи по руке и убежал, вытирая на бегу злые слезы.

Весь ужин Саске просидел, мрачно ковыряясь палочками в рисе и косясь на жизнерадостно болтающего Шисуи. Почему Итачи сидит так спокойно, словно ничего необычного не происходит?! Почему отец кажется таким довольным?! Почему мама смеется шуткам этого нахала и с радостью предлагает ему добавки?! Почему? Почему?!

- Саске-чан, - мама, улыбаясь, смотрела на него, - Почему ты ничего не ешь? Тебе надо набираться сил, чтобы стать хорошим шиноби.

- Не хочу, - буркнул Саске, утыкаясь в тарелку.

- Твоя мама права, Саске-чан, - поддакнул Шисуи, - Я вот в детстве всегда все съедал.

- А я не буду, - упрямо объявил Саске, которого замечание Шисуи еще больше рассердило.

- Саске-чан, будь повежливее с Шисуи-саном, - мама по-прежнему улыбалась, но в глазах ее появился предупреждающий блеск.

Тут Саске не выдержал. Он вскочил на ноги, чуть не опрокинув тарелку, закричал: «Не хочу!» - а потом выбежал из столовой, весь в слезах. Позади послышался испуганный зов матери, стук посуды – кажется, она хотела последовать за сыном, успокоить его, - и резкий голос отца, останавливающий ее.

Позже вечером, когда Шисуи уже ушел (Саске не вышел с ним попрощаться) мальчика ожидал серьезный выговор от отца и расстроенные глаза мамы. Саске смотрел в пол и молчал. А совсем поздно ночью, когда родители уже легли спать, он пробрался в комнату брата. Там, как всегда в этот час, горела настольная лампа, а Итачи лежал на разобранном футоне и читал очередную книгу.

- Нии-сан, - Саске робко топтался на пороге, избегая смотреть брату в лицо.

- Что, Саске?

Мальчик поднял взгляд от пола. В черных глазах Итачи отражался свет лампы, так что они казались золотистыми.

Некоторое время они молчали.

- Закрой дверь, пожалуйста.

Младший Учиха послушался, затем неуверенно подошел поближе и плюхнулся на футон рядом с Итачи.

- Нии-сан… Пусть Шисуи-сан больше не приходит.

Старший брат вопросительно посмотрел на младшего.

- Шисуи-кун мой друг. И родителям он нравится. Думаю, они сами будут рады его пригласить.

- Пожалуйста, - Саске шмыгнул носом, упираясь подбородком в колени, - Пожалуйста, сделай так, чтобы он больше не приходил. Мне он не нравится. А, Нии-сан? – он осторожно поднял взгляд на Итачи. Тот некоторое время внимательно смотрел в лицо младшему, а потом вернулся к своей книге.

- Хорошо.

На губах Саске сразу же расцвела улыбка, и он кинулся обнимать Итачи (впрочем, достаточно осторожно – чтобы не слишком помешать ему).

- Иди спать, Саске.

- Ладно! – радостно откликнулся мальчик, чмокнул на прощание брата в щеку и легко побежал в свою комнату. Итачи проводил его глазами, а потом вздохнул и продолжил чтение.

* * *

Итачи сдержал слово – он по-прежнему много (по своим меркам) общался с Шисуи, но аккуратно устраивал так, что с Саске они не пересекались. Впрочем, это не мешало Учихе-младшему продолжать тихо ненавидеть друга своего брата, посмевшего претендовать на внимание Нии-сана. Итачи и так редко проводил время с Саске, а тут еще и этот… Прицепился.

Шло время. Братья росли, а Итачи становился все сильнее, стремительно догоняя старшего товарища. Шисуи, ранее считавшийся в клане гением, к изумлению своему обнаружил, что отступает на второй план. Он даже не понял, когда все вдруг изменилось – кажется, еще вчера этот тихий мальчик молча наблюдал за ним, внимательно изучая техники, которые Шисуи великодушно ему демонстрировал, перенимая приемы, старательно тренируясь вместе с ним. Теперь же юноша осознал, что не успевает за младшим другом – в их спаррингах он все чаще оказывался побежден, а его навыки уже не были нужны. Теперь гордостью Учиха был Итачи, и в Шисуи, никогда всерьез не воспринимавшем этого ребенка, этого мальчика, младше его на добрых пять лет, начала просыпаться… зависть.

В тринадцать лет Итачи стал капитаном отряда АНБУ, и таким образом Шисуи оказался у него в подчинении. Этого самолюбивый Учиха снести просто так не мог. Сколько он ни убеждал себя в том, что Итачи – его друг, неприятное чувство прочно поселилось в груди.

Самому Итачи не было дела до того, что думал и чувствовал Шисуи. Его друг хорошо ему послужил, и в итоге прекрасно выполнил свое предназначение – подарил Итачи Мангекьо Шаринган.

Последним, что Шисуи увидел перед смертью, были три черных штриха, слившихся воедино в трехзубое колесо Мангекьо. И последним, что он почувствовал, была жгучая зависть.

* * *

А в это время Саске тоже рос, тихо и незаметно, на радость родителям, которые хоть и гордились сыном-гением, но отчаянно нуждались в самом обычном, нормальном ребенке, которого можно было бы просто любить. Тем более что после поступления в АНБУ Итачи изменился, словно все те странности и непонятности, ранее копившиеся в нем, скрытые от постороннего взгляда, начали, наконец, проявляться. Фугаку и Микото все меньше понимали старшего сына, который, в общем-то, никогда и не был им по-настоящему близок. Да, Фугаку всегда уделял ему больше внимания и сторонился маленького Саске, которого нежно любил, но с которым решительно не понимал, как себя вести. Но в этом был его долг – ведь Итачи был его старшим сыном, а значит – наследником. Тем не менее, Итачи всегда оставался для своего отца загадкой, чем-то чуждым и непонятным, а уж в последнее время… Фугаку начал разочаровываться в старшем сыне. Он смотрел в непроницаемые глаза Итачи и не понимал, в кого вырос его первенец. Но кем бы он ни был – он точно не был тем сыном, о котором мечтал глава клана.

Тем временем, изменился и Саске. Если раньше, когда он смотрел на брата, в душе поднималась только огромная, светлая любовь, то теперь к ней примешивалось совсем иное чувство: ревность. Итачи был таким далеким и недостижимым, стоял настолько выше его! Саске видел, каким прекрасным шиноби был его Нии-сан, и, сгорая от ревности, отчаянно желал признания. А еще - ему перестало хватать простого быть рядом, теперь он хотел быть наравне. Он жаждал услышать удовлетворенную похвалу отца, восхищенные шепотки окружающих – но главная его цель была иной: чтобы Нии-сан заметил его и оценил. Чтобы Нии-сан посмотрел на него с уважением. Но пока все было тщетно – Саске не был похож на брата. Саске не был гением…

Академия оглушила его: Саске всегда был семейным ребенком, и его единственными товарищами по играм были мама, папа и Нии-сан – в тех редких случаях, когда Итачи все-таки отвлекался от своих занятий и уделял время брату. Толпа кричащих, веселящихся, болтающих о чем-то своем детей его пугала, и Саске с самого начала держался несколько в стороне. Друзей в Академии у него так и не появилось.

Впрочем, в это время у Саске появились другие причины для волнения – что-то происходило с его Нии-саном. Он ходил еще более задумчивый, чем обычно, стал еще более отстраненным, более непонятным. На него словно навалилась бесконечная усталость, а постоянное давление со стороны отцы лишь усиливало ее. Апофеозом всего этого стал их разговор на закате, после того, как Саске в первый раз принес домой дневник с оценками.

«Я… неприятен тебе?» - спросил тогда Нии-сан.

Первым желанием Саске было возразить, рассказать о том, как он любит Итачи, но противное чувство вернулось, и он промолчал. Итачи, как всегда, был прав.

Нии-сан много чего сказал тогда. Нии-сан сказал, что они – необычные братья. Что тот, кто достиг вершины, кто осмелился выйти за рамки и поднялся над другими – всегда будет одинок и ненавидим остальными. Что он – предел, который Саске нужно преодолеть. Тогда Саске не понял смысла этих слов – пройдет много, много лет, прежде чем он начнет понимать, что имел в виду брат.

- Чтобы преодолеть наши пределы, мы должны продолжать жить бок о бок… Даже если это означает ненавидеть друг друга. Это – то, что значит быть старшим братом.

Даже если это означает ненавидеть друг друга. Произнося эти страшные слова, Итачи нежно, светло улыбался.

Эта улыбка стала для Саске еще одним его ночным кошмаром.

Это – то, что значит быть старшим братом.

* * *

В ту ночь, когда клан Учиxа был уничтожен, жизнь Саске переменилась. Одиночка по натуре, он всегда сторонился ровесников. После же того, что случилось, Саске совсем замкнулся в себе. Сытый голодному не товарищ, так и счастливые, не знающие настоящего горя и настоящего ужаса дети не могли стать друзьями последнему выжившему Учихе. Единственным, кто, пожалуй, мог бы его понять, был светловолосый мальчик-хулиган с яркими голубыми глазами и полосками на щеках, но семилетний Саске не был настолько проницательным, чтобы замечать подобные вещи. Для него отныне весь мир сузился до маленького обрывка пространства, в котором было место лишь для двоих: самого Саске и его брата. Отныне и впредь вся его жизнь, все его существование было направлено на одну-единственную цель: убить. Отомстить. Превзойти.

Пять лет Саске учил себя ненависти. Ненавидеть убийцу его родителей было легко. Ненавидеть Нии-сана - куда сложнее.

Ненавидеть человека, приказавшего ему убить лучшего друга. Человека, отказавшегося от важнейшей миссии ради того, чтобы сходить на церемонию зачисления Саске в Академию. Ненавидеть руку, нанесшую смертельный удар маме. Руку, ласково взъерошивающую ему волосы.

Ненавидеть его глаза, прекрасные темные глаза, отмеченные проклятьем Мангекьо. Глаза, отнявшие у него старшего брата.

Саске был прилежным учеником. К тому времени, когда он снова встретился с Итачи, черная горячая ненависть пропитала все его существо.

* * *

Саске помнил, как, взлетев по лестнице гостиницы, он увидел впереди оранжевый комбинезон Наруто, а рядом с ним – фигуру в бесформенном плотном плаще. Человек стоял к нему спиной, и Саске видел только его черные волосы, гладкие и блестящие - знакомые до боли. Он смотрел, и все еще не мог до конца поверить. А потом послышался голос – и Саске словно что-то ударило под дых, выбив из легких весь воздух и отозвавшись глухой болью в груди.

- Давно не виделись… Саске.

Вмиг проснулись воспоминания – а за последние годы с этим голосом были связаны лишь воспоминания о смерти. И когда с губ Саске сорвалось имя брата, оно было наполнено только бешеной, всепожирающей ненавистью.

За пять лет многое изменилось, и Саске не мог не отметить этого. Итачи вырос. Из худощавого подростка он превратился в красивого молодого мужчину, и Саске, даже обезумев от жажды убийства, жадно запоминал это новое лицо, запечатлевая каждую его черточку в самых глубинах сознания. Потом снова была боль и невыносимое чувство бессилия. А самое страшное – Саске смотрел в знакомые и незнакомые черты, которые так хорошо умел читать когда-то, и видел то, что ранило его сильнее любой техники, беспощаднее любого клинка.

Итачи был разочарован. Разочарован и раздражен оттого, что его глупый младший брат мало того, что так и не соизволил по-настоящему поработать над собой и стать сильнее, так еще и путается под ногами. Итачи с легкостью отшвырнул его от себя, и в точно выверенном движении не было уважения к противнику, а была лишь досада.

«Ты мешаешь». Слова, брошенные ему Итачи, отдавались в ушах. Надоел. Помеха, мелочь, отвлекающая от важных дел. Жабий отшельник и Наруто – вот кому отдано внимание Итачи. Он пришел за Наруто – не за ним. Он сражается с Саннином – не с ним. До него Итачи нет дела.

«Посмотри же на меня…»

Бессилие. Страх. Отчаяние. Ненависть.

«Смотри на меня!»

Наруто. Джирайя. Наруто…

«Я твой противник! Я!»

И он поднимается, с трудом, забывая про любые техники (да и что он может со сломанной рукой?), движимый лишь одним желанием: схватить ненавистного брата за волосы, поставить на колени, заставить смотреть на себя снизу вверх, смотреть на него, на Саске…

Ему не удалось воплотить все это, но чего-то он все же добился: Итачи обратил-таки на него внимание.

Он избивал Саске так же спокойно, как делал все в своей жизни, с тем же хладнокровием, с каким пронзал мечом тела своих родителей, без злобы, без жалости. И, когда он прижал младшего Учиху к стене, а его горячее дыхание опалило тому щеку, где-то в глубине, на задворках сознания, Саске чувствовал почти… радость. Словно искра, вспыхнуло воспоминание о поцелуе на берегу пруда – и на секунду Саске показалось, что губы его брата касаются его губ, обжигая, сжигая кожу до черноты. Он дернулся, приоткрыл глаза и встретился взглядом с Итачи.

Цукиеми. Бог Луны. Прекрасный бог Луны смотрел на него глазами его брата, и Саске захлестнула волна дикого, животного ужаса.

После двадцати четырех часов «урока», преподанного Итачи, в Саске не осталось ничего, кроме стремления получить силу.

Впрочем, было еще что-то, что изменилось после этой встречи: его ненавистный, тысячи раз проклинаемый сон. Нет, пейзаж, ощущения, действия – все осталось тем же, вот только Итачи в этом сне теперь выглядел не на десять, а на нынешние восемнадцать лет. И, когда, проснувшись, Саске вспоминал, как его руки нежно дотрагивались до щеки Итачи, а их губы соприкасались, он рычал в подушку, захлебываясь злыми слезами, пытаясь прогнать мучительное чувство, грызущее его изнутри.

* * *

Саске снова остался один в холодном, продуваемом всеми ветрами мире, где, помимо него, был лишь Итачи – где-то далеко, так далеко, что виднелась лишь его смутная фигурка на сером горизонте. Были еще близкие ему люди – Сакура, Какаши-сенсей… и Наруто. Наруто, его друг, собственным упрямством и решимостью пробивший себе дорогу в безжизненный мир Саске. Молодой Учиха ненавидел его за это, и так же упорно, как когда-то - брата, он вытеснял образ светловолосого мальчишки из своих мыслей. Учиха Саске живет ради мести. Учиха Саске не может любить.

Учиха Саске не может любить, и когда пришло время сражения с Итачи, его вела лишь ярость, а Мангекьо Шаринган горел холодным беспощадным пламенем. Саске забыл обо всем, кроме того, что вот сейчас, перед ним, наконец-то стоит тот самый человек, за которым он гнался всю жизнь, и Саске бил, бил отчаянно и страстно, вкладывая в удары всю свою ненависть, всю свою тоску по несбывшимся мечтам и разрушенным надеждам. Он убивал человека, отнявшего у него все, и, прежде всего, – самого себя. И Саске победил.

Первым, что он почувствовал после победы, была эйфория, но она не продержалась и секунды. Потом была неимоверная усталость – физическая и моральная. Цель жизни была исполнена, месть свершилась. В эту секунду Саске перестал быть мстителем, и, наконец, смог посмотреть вперед свободно. А впереди была… пустота.

«Все мои мечты – в прошлом. Только там», - так однажды он сказал Наруто во время их битвы в долине Конца. Но теперь, глядя на умирающего брата, Саске внезапно понял, что в прошлом остались не только его мечты.

В прошлом остался он сам.

Саске сам отказался от любых привязанностей, что могли бы соединить его с будущим. А единственный человек, для которого Саске делал все это, ради которого жил, единственный, с кем он был связан, умирал у его ног. И Саске понял, что никогда в жизни, даже во время резни Учиха, не пугался сильнее, чем сейчас.

А потому он умолял. Он молил Цунаде о своем брате, и тем самым молил ее и о себе. Молил отчаянно, как цеплялся бы за свой последний шанс смертельно больной, понимая, что иначе – не будет ничего.

Верните его… Нии-сан, вернись ко мне! Не оставляй меня!

Я не могу… Не могу…

Жить без тебя.

* * *

Решение вымолить пощаду для своего брата было принято Саске спонтанно, в состоянии аффекта, и, хоть он ни на минуту о нем не пожалел, нужно было решить и другой вопрос: как жить дальше. Уладить все формальности и оплатить расходы, пока Итачи приходил в себя в больнице, было одним делом. Это было муторно, требовало времени и больших душевных сил, но зато удачно отвлекало от путаных мыслей.

Что делать дальше? Как теперь жить?

Как вести себя с Итачи?

Итачи… Осознание того, что Нии-сан здесь, совсем рядом, сводило Саске с ума. Когда он лежал без сознания в госпитале, Саске подолгу сидел возле его постели и смотрел на расслабленное, такое родное лицо. Лицо, преследовавшее его во снах. Саске поднимал руку, желая коснуться его, ощутить его, поверить, что это не игра воспаленного сознания, и не осмеливался. Руки дрожали, дыхание застревало в горле, а он не мог отвести взгляд от знакомых черт. Сердце колотилось как безумное.

Саске не понимал себя. Остатки былой ненависти клокотали где-то в груди, но казались смятенному юноше бессмысленными. Он отомстил, он превзошел брата, он победил его – зачем ему сила сейчас? Ненависть, бережно взращенная им, стала не нужна. Оставалось понять – что он чувствует теперь?

Когда Саске сообщили, что Итачи очнулся, Учиха-младший сразу же кинулся в госпиталь. Он понятия не имел, что за эмоции бурлили в нем и что он будет говорить брату, он только знал, что должен быть там. Он влетел в маленькую отдельную больничную палату и замер в проходе.

Итачи сидел на постели, слегка опустив голову. Саске смотрел на него, не в силах пошевелиться, не зная, что сказать; а потом Итачи медленно повернулся в его сторону.

- Саске..? – тихо спросил он. Темные глаза смотрели прямо на него – нет – сквозь него. И тут младший Учиха сдавленно вскрикнул и прижал ладонь ко рту.

Не видит.

Все сразу встало на свои места – и то, как резко вдруг оборвалась иллюзия, созданная Мангекьо во время их боя, и странно неуверенные движения Итачи после этого. Не видит. Ослеп. Проклятый Мангекьо Шаринган предал своего владельца. Саске рухнул на колени в дверном проеме и закрыл глаза руками.

* * *

Вот уже пару недель Итачи жил в собственном доме, скованный тонкой стальной полоской браслета-детектора. Саске несколько раз ходил к нему, относил продукты, делал кое-что по хозяйству. Все словно вернулось на круги своя – Итачи снова был далеким и отстраненным, и снисходительно позволял младшему брату о себе заботиться. Саске почти с ним не говорил – просто не знал, о чем, - но в сердце постепенно копились смешанные, путаные чувства: раздражение, обида, печаль, возмущение, тоска… Нии-сану опять не было до него дела. Саске шел в его дом нехотя, еле передвигая ноги, но при этом что-то постоянно неумолимо тянуло его туда. Что бы Саске ни делал, какими бы важными делами ни занимался, его мысли рано или поздно всегда обращались к Итачи. Ему просто хотелось видеть его, быть рядом с ним.

И мучительно хотелось, чтобы Нии-сан, наконец, его заметил.

И однажды Саске не выдержал.

Это был самый обычный его визит – он открыл дверь своим ключом, аккуратно захлопнул ее за собой, повозившись с запором. Никто не вышел ему навстречу, никто не откликнулся на шум.

- Итачи! – позвал он, проходя по полутемному коридору в гостиную. Ответа не последовало. Саске скрипнул зубами и мысленно выругался. Как он смеет его игнорировать?! Он уже не маленький мальчик, умоляющий научить себя кидать сюрикены. Он, черт возьми, победил его!

- Итачи! – закричал он, гневно швыряя связку с ключами об стену, - Сколько можно тебя звать?!

- Что, Саске? – усталый, чуть насмешливый голос раздался прямо у него за спиной.

Саске резко повернулся и оказался лицом к лицу с братом.

- Ты… - прошипел младший Учиха сквозь зубы, злобно сощурившись. – Слушай, ты! Мне это надоело! Мне уже не семь лет, и ты не в том положении, чтобы обращаться со мной как с «глупым маленьким братом». Я тут с ног сбиваюсь, заботясь о тебе, с половиной деревни поругался, лишь бы тебе помочь. По-моему, я заслужил хоть каплю уважения!

- Ты сам это все придумал, - спокойно ответил старший Учиха, - Так что я тут не при чем.

Это было последней каплей. Саске ощутил, как клокочущая внутри ярость прорвалась-таки наружу.

- Ненавижу тебя… - прорычал Саске, и замахнулся рукой для удара - лишь бы стереть с лица Итачи это безразличное выражение.

- Ненавижу!!

Его кулак так и не достиг своей цели, как не достигли ее и следующие удары. Миг – и Саске оказался прижат к стене, руки крепко захвачены – не вырвешься.

- Тогда почему не убил?

Простой вопрос, заданный все тем же спокойным тоном, заставил Саске замереть, забыв про сопротивление. И вправду… Что-то ведь остановило его тогда. Страх, безумный страх потерять… Саске дернулся, перевел взгляд на лицо Итачи и почувствовал, как утихший было гнев вспыхивает вновь. Да как он смеет задавать подобные вопросы? Саске смилостивился над ним, великодушно пощадил своего проигравшего брата, несмотря на все зло, что тот ему причинил, а теперь Итачи еще и осмеливается спорить с ним, быть чем-то недовольным! Саске издал какой-то нечленораздельный звук, и его радужки сменили цвет на ярко-алый.

- Мангекьо Шаринган! – выкрикнул Саске, и на глаза изнутри словно навалилась страшная тяжесть. Раньше Саске и не представлял себе, сколько сил требует использование высшей формы Шарингана, но постепенно привык, хоть неимоверное давление, возникавшее в глазах при ее появлении, до сих пор поначалу ошеломляло его.

Саске взглянул прямо в лицо Итачи, полный решимости проучить, наконец, зарвавшегося брата и заставить принимать себя всерьез… И вскрикнул, сраженный неожиданным осознанием.

Мангекьо бесполезен против того, кто не может видеть.

Годы жизни, положенные на поиски силы, любовь, дружба, надежды на нормальную жизнь, брошенные на ее алтарь, – все зря. Итачи по-прежнему был… недосягаем. Саске, победитель, снова проиграл.

Черное колесо Мангекьо завертелось и растворилось. Учиха-младший обессилено опустил голову, чувствуя, как ослабла хватка на его руках – Итачи опустил его.

Несколько мгновений они стояли вот так, а потом Саске вновь поднял взгляд на брата. В груди что-то болезненно сжималось, побелевшие пальцы подрагивали.

- Нии-сан… - прошептал он, осторожно опуская руку на грудь Итачи. Под своей ладонью он чувствовал мягкое тепло, исходившее от него, и ровное биение его сердца. Вторая рука поднялась к его лицу, пальцы легко, почти невесомо коснулись прохладной кожи, – Как же я тебя… ненавижу…

А потом он медленно, словно во сне, подался вперед и дотронулся до губ Итачи своими. Его брат не шевельнулся, но Саске ощутил, как напряглись его мускулы и едва заметно дрогнуло дыxание. Итачи не ответил ему, но сейчас Саске это не было важно. Он целовал его - нежно, робко и ласково, как не целовал никого и никогда в своей жизни, и в этот миг вся злоба, все раздражение исчезли без следа. Понимание недозволенности, неправильности происходящего билось где-то на самом краю сознания, а все его существо заполняло восхитительное ощущение цельности, как будто к нему вернулась часть души, которой он лишился много лет назад.

Саске захлебывался этим чувством, которое наконец-то сумел признать; перед закрытыми глазами плясали золотистые точки, голова кружилась. Его рука скользнула вниз, под рубашку Учихи-старшего, другой он обвил его шею, зарылся в густые волосы… И тут Итачи отстранился.

Саске оперся спиной о стену, тяжело дыша, и потянулся к брату каким-то детским, отчаянным жестом, словно боясь отпускать его. Итачи мягко, но решительно перехватил его руки и аккуратно поставил младшего брата на ноги. Глядя на сдержанное, даже несколько суровое лицо Нии-сана, Саске словно пришел в себя. Он только что..? Учиxа почувствовал, как на щеках вспыхивает горячечный румянец. Одно дело – его сны, и совсем другое…

- Ты ключи куда-то закинул, - глухо сказал Итачи, отпуская его, - Кажется, они должны валяться где-то в том углу. Поищи их, хорошо?

- X-хорошо… - выдавил Саске, стараясь игнорировать томительный жар, волнами разливавшийся по телу. Густой туман, опутавший мысли, мешал думать четко, а ноющая боль внизу живота заставляла ноги подгибаться. Он несколько раз глубоко вздоxнул, пытаясь собраться, и послушно приступил к поискам.

Его Нии-сан всегда знал, что делать в любых ситуациях.

* * *

Так началась эта странная, ненормальная, но каким-то образом почти счастливая новая жизнь Саске. Он вступил в должность капитана полиции, женился, тем самым начав заниматься возрождением клана Учиха. Но все эти ежедневные заботы и рутинные дела оставались для него где-то на втором плане. Они были фоном, неизбежными обязанностями, которые нужно было выполнять, главным же было иное. Словно какой-то калека, он попросту не мог жить без Итачи.

Больная, извращенная любовь, которую он чувствовал к Итачи, захватила его всего, наполняя каждый день смыслом, а каждую ночь – мучительной тоской. Саске никогда особо не интересовался женщинами, обращаясь к ним лишь постольку, поскольку периодически, как и любому молодому мужчине, ему это было нужно. Поэтому он никогда не замечал за собой одну особенность, которая, тем не менее, могла бы удивить стороннего наблюдателя.

Саске не терпел брюнеток с длинными волосами. Особенно – темноглазых. Особенно – высоких и светлокожих.

И иногда, сам не зная почему, он благодарил богов за то, что у его жены такие вызывающе розовые волосы и ярко-зеленые глаза.

Эпилог.

Сакура сидела в гостиной у Итачи и сосредоточенно зашивала порванную форменную куртку, когда внезапно раздался звонок телефона, чего в этом доме не случалось никогда. Сакура автоматически протянула руку и сняла трубку.

- Алло.

- Сакура?

Саске, похоже, не ожидал услышать ее, но моментально пришел в себя и быстро заговорил:

- Тем лучше. Слушай меня: немедленно зови Итачи и приходите оба в офис Хокаге-сама.

- В офис Xокаге? – удивленно переспросила Сакура. - Саске, что случилось?

- На месте поймешь. Давайте, я вас жду, - с этими словами он положил трубку, оставив Сакуру недоуменно раздумывать над этим неожиданным сообщением.

- Я слышал телефон, - в комнату зашел Итачи. - Кто это был?

- Саске, - Сакура отложила в сторону куртку. - Он сказал, чтобы мы с вами срочно шли к Хокаге-сама, - Пару месяцев назад Итачи по ее смущенной просьбе перешел при обращении к ней на «ты», сама же Сакура до сих пор периодически сбивалась на «вы». - Не знаю, зачем – он не объяснил, но голос у него был взволнованный.

- Хм… - Итачи задумчиво провел пальцем по щеке. - Он сказал – нам с тобой? Я же, вроде бы, под домашним арестом.

Сакура пожала плечами.

- И тем не менее, он ждет нас обоих. Думаю, он спросил разрешения у Цунаде-сама, так что проблем у нас не будет. Ну что, - она вопросительно посмотрела на Итачи, пытаясь по лицу прочитать его мысли на этот счет, - Мы собираемся?

* * *

Они спустились с крыльца, вышли на середину дороги, и Итачи неуверенно остановился. У себя дома он прекрасно ориентировался в пространстве, так что его слепота была почти незаметна, но не здесь, на улице, в незнакомой обстановке.

Сейчас, в ярком дневном свете, нездоровая бледность его кожи, больше года не знавшей солнца, стала особенно заметной.

Сакура уловила его затруднение и осторожно взяла Итачи под руку.

- Пойдемте, - мягко сказала она, слегка подталкивая его в нужную сторону. Итачи кивнул и поудобнее перехватил ее руку. Сакура облегченно вздохнула и счастливо прижалась к нему.

Они шли по улицам Конохи. Старшего Учиху в деревне мало кто знал в лицо (разве что шиноби высшего ранга), Сакуру, впрочем, тоже – Коноха была большим селением, и многие ее жители ниндзя не были. Густые черные волосы Итачи спадали ему на лицо, закрывая незрячие глаза, а небыстрый шаг и поддержка Сакуры позволяли ему идти достаточно уверенно, так что со стороны их можно было принять за молодую влюбленную пару, вышедшую прогуляться. Сакура ловила на себе случайные взгляды прохожих – чаще равнодушные, иногда доброжелательно любопытные, а пару раз – откровенно завистливые. Последние бросались молодыми девушками, и Сакура гордо вздергивала подбородок, еще крепче прижимаясь к Итачи.

На душе у Сакуры было тепло и радостно. Она внезапно почувствовала себя совершенно нормальной, обычной женщиной – ощущение, от которого она отвыкла с тех пор, как стала зваться именем Учиxа. И она улыбалась самой себе и всему вокруг.

Итачи все это время молчал, глубоко вдыхая холодный мартовский воздух и поворачивая голову по сторонам, ловя каждый звук. Его лицо, как всегда, почти ничего не выражало, но Сакура чувствовала, что он наслаждается этой неожиданно выпавшей прогулкой. Он соскучился по свежему ветру и открытому пространству.

- Налево, - шепнула Сакура. Они завернули за угол, и впереди показалось здание с иероглифом «огонь» на стене – офис Xокаге.

Молодой чуунин, дежуривший на регистрации, поднял голову от документов.

- Учиха Сакура-сан, - он нервно сглотнул, покосившись на Итачи. Тот едва заметно приподнял уголок рта в усмешке, уловив предательскую дрожь в голосе офисного работника, - Хокаге-сама вас ожидает. Проходите, пожалуйста.

- Спасибо, - едва сдерживая улыбку, ответила Сакура и слегка потянула Итачи за руку, оставив несчастного чунина переводить дыхание.

- Ступеньки, - еле слышно предупредила куноичи. Итачи благодарно кивнул, и они начали подниматься по лестнице.

Здесь, в офисе Xокаге, гражданских почти не было, и изумленных и неодобрительных взглядов стало куда больше, а многие, не стесняясь, пялились на них в открытую. Сакура, спиной ощущавшая их, еще крепче сжала руку Итачи. Их вызвала сюда сама Хокаге, ничего предосудительного они не делали, и молодая женщина только упрямо вскидывала голову, а Внутренняя Сакура потрясала кулаками. «Да, да, смотрите, я иду под руку с Учихой Итачи! Что, обалдели? Ха!» Что касается Итачи – он, несомненно, также чувствовал замешательство, которое они с Сакурой производили, но его, похоже, ситуация попросту забавляла.

Перед входом в кабинет Хокаге Сакура остановилась. Постучав, она услышала в ответ приглушенное «Войдите» и открыла дверь.

Цунаде подняла взгляд от бумаг, которые перебирала, и Сакура невольно напряглась – таким тяжелым он был. Саске, стоявший у окна спиной ко входу, сразу же обернулся и подошел к столу, встав за плечом у Хокаге.

Некоторое время Цунаде молчала, пристально глядя на вошедших. Сакура спокойно встретила взгляд начальницы, слепые же глаза Учихи-старшего по-прежнему смотрели в пустоту.

- Учиха Итачи, - наконец проронила Цунаде, нахмурившись.

- Да, Хокаге-сама? – вежливый голос Итачи заставил женщину слегка вздрогнуть; впрочем, она быстро взяла себя в руки.

- Твой брат, Учиха Саске, попросил меня об одолжении, - судя по лицу Цунаде, просьба Саске ей ни капли не нравилась.

Сакура переглянулась с мужем; тот ободряюще улыбнулся ей одними глазами.

- Он попросил меня дать тебе свободу, - слова Цунаде звучали резко и падали, подобно камням, - Снять с тебя домашний арест и разрешить выполнять задания для деревни.

Сакуру словно ударили чем-то тяжелым. «Он попросил что?! Да Цунаде никогда не допустит..»

- Как ты, думаю, догадываешься, меня эта идея в восторг абсолютно не приводит. Я отвечаю за эту деревню и не могу позволить преступнику класса S свободно по ней разгуливать. Тем не менее, твой брат готов за тебя поручиться, и меня это удивляет, особенно учитывая все, что между вами произошло. Возможно, у него есть на это причины.

Она сделала паузу. Саске за ее спиной беспокойно переступил с ноги на ногу.

- Мне интересно, что ты об этом думаешь.

- Вы – Хокаге этой деревни, Цунаде-сама, - ровно ответил Итачи, - Все будет согласно Вашему решению.

- Понятно, - помолчав, произнесла Цунаде, постукивая ногтями по столу, - ты и Саске – выйдите. Я хочу поговорить с моей ученицей.

Саске немного помедлил, но потом послушно вышел из-за спины Хокаге, взял брата за руку и, попытавшись ободряюще улыбнуться жене, вышел из кабинета. Дверь хлопнула, и Сакура оказалась один на один с начальницей.

В комнате повисло напряженное молчание.

- Сакура, - наконец проговорила Хокаге, - Я очень уважаю твоего мужа. Он талантливый шиноби, он многое сделал для Конохи, он прекрасный работник. Для него я могу пойти на уступки. Но это… Это переходит все границы. Несомненно, нашей деревне было бы крайне выгодно заполучить умения такого шиноби, как Итачи, тем более что без этого своего Мангекьо он несколько менее опасен. Вопрос в том, возможно ли его контролировать. Не знаю, что за чувства к нему испытывает твой муженек и что там между ними происходит, меня это не касается, но мне кажется, что Саске… Не может судить здраво. А потому я хочу услышать твое мнение.

Цунаде оперлась подбородком о сцепленные руки и внимательно посмотрела на Сакуру.

- Ты хорошо знакома с ними обоими. И не спорь - я, да будет тебе известно, прекрасно помню, в каком состоянии ты бродила несколько месяцев назад и где просиживала вечера, не думай, что я не заметила. Как я уже сказала, личная жизнь моих подчиненных – не мое дело. Меня не волнует, с кем из братьев ты спишь, - Сакура вспыхнула и попыталась было что-то сказать, но Цунаде оборвала ее резким движением руки, - Я просто хочу знать, что скажет человек, близкий мне, и который – я знаю – может судить, отрешившись от собственных чувств и привязанностей.

Ореховые глаза, казалось, пронзали ее насквозь, и Сакура опустила взгляд на свои руки.

- Это… сложно, - выдавила она наконец.

Цунаде вздохнула, откинувшись на спинку кресла.

- Да кто же он такой? – обреченно покачав головой, пробормотала она, - Что особенного есть в Учихе Итачи, что он так на всех действует? Если страстно ненавидевший его младший брат просит дать ему свободу, а мой лучший медик и доверенная ученица отказывается судить независимо? – в ее голосе прорезалось раздражение. Сакура только еще ниже опустила голову.

- Кто я такая, чтобы судить за него? - тихо, словно самой себе, сказала она, - Да, я говорила с ним, я узнала его – насколько он позволил мне себя узнать. Он стал мне близким и дорогим человеком – как ни странно это звучит. Но вряд ли кто-то когда-нибудь сможет похвастаться тем, что понимает Учиху Итачи. Я не могу судить, Цунаде-сама, - куноичи подняла голову и твердо посмотрела в глаза старшей женщине, - Я не хочу брать на себя такой груз ответственности.

Хокаге некоторое время внимательно изучала свою ученицу, а потом вздохнула и устало потерла лоб ладонью.

- Знала бы ты, как же вы, Учихи, меня достали… Иногда мне кажется, что от вашей семейки больше вреда, чем пользы. Позови их, - Цунаде облокотилась о стол, раздраженно перекладывая какие-то бумаги.

Когда все трое вновь предстали перед Хокаге, она вновь подняла голову и окинула их мрачным взглядом.

- Учиха Итачи, - наконец, проговорила женщина, - подойди.

Итачи спокойно вышел вперед и встал напротив письменного стола. Цунаде некоторое время разглядывала его – на этот раз без враждебности, скорее с любопытством. Потом она решительно нахмурилась и произнесла:

- Протяни руку.

Итачи послушно вытянул вперед правую руку. Цунаде взяла его за запястье и коснулась указательным пальцем металлического браслета. Детектор охватило ровное голубое сияние чакры Пятой, потом раздался короткий хлопок, и браслет, звякнув, разомкнулся. Учиха-старший удивленно приподнял бровь; Цунаде сняла с него детектор и небрежно бросила на стопку документов. Итачи несколько растерянно поводил освободившейся рукой и вопросительно повернул голову к Цунаде, потирая запястье.

- Тебе позволено свободно перемещаться по Конохе и тренировочным полям. Тем не менее, ты будешь находиться под надзором наших АНБУ, так что и не пытайся что-нибудь выкинуть. Тебе также разрешается ходить на миссии, но исключительно в сопровождении Саске или Сакуры. При малейшем отступлении от правил, попытке бегства или нанесении какого-либо ущерба жителям деревни будут приняты крайние меры. Учиха Саске, - она перевела жесткий взгляд на младшего Учиху, - Ты будешь нести ответственность наравне со своим братом как поручившийся за него. Все понятно?

Саске кивнул.

- Мне понадобится время на восстановление формы, а также на то, чтобы привыкнуть сражаться в моем нынешнем состоянии, - Итачи говорил по-прежнему ровно и мягко, словно и не случилось ничего из ряда вон выходящего.

Цунаде окинула его мрачным взглядом. Видимо, собственное решение ей ужасно не нравилось, и она невольно (но закономерно) обращала свое раздражение на старшего Учиху.

- У тебя есть месяц, - наконец, бросила она, - Все, свободны. И, Саске, - окликнула она уже собиравшегося выйти из кабинета джонина, - Тебе лучше ОЧЕНЬ постараться, чтобы неприятных инцидентов в Конохе не прибавилось.

- Да, Хокаге-сама, - отозвался тот, наклоняя голову.

* * *

Небольшая тренировочная площадка, огороженная сеткой, была залита солнцем. Сакура невольно сощурилась, заслоняя глаза рукой, и впервые немного позавидовала Итачи, который спокойно стоял посреди площадки, слегка наклонив голову и прислушиваясь к окружающим звукам. В стороне дымился небольшой участок выжженной земли – след от Гокакью но Дзюцу, - Итачи для разминки применил пару несложных техник, вспоминая знакомые движения и печати. Несомненно, год с лишним домашнего ареста сказался на нем, однако этого было недостаточно, чтобы по-настоящему повредить одному из лучших шиноби мира.

Уголки рта Итачи приподнялись в одной из его слабых, редких, но оттого еще более драгоценных улыбок.

- Как же я по всему этому соскучился, - тихо сказал он, отряхивая руки, а потом внезапно повернулся к розоволосой куноичи.

- Сакура, скройся в деревьях, а потом метни в меня кунай или сюрикен - только неожиданно.

- Но ведь… - Сакура изумленно взглянула на него.

- Не беспокойся. Я хочу испробовать одну технику…

Женщина еще пару мгновений колебалась, но потом все же исчезла в ветвях, успев заметить, как Итачи сложил несколько печатей.

Она перепрыгивала с дерева на дерева, пока, наконец, не нашла удобную точку. Поляна, где стоял ее оппонент, была видна как на ладони. Поза Учихи-старшего была весьма расслабленной, и Сакура еще секунду помедлила, но потом напомнила себе, с кем имеет дело, и, резко выбросив руку, метнула ему в спину кунай.

В последнее мгновение, когда ей уже показалось, что она поразила цель, Итачи внезапно повернулся и легко поймал летящий в него предмет.

Изумленная Сакура спрыгнула с дерева и подбежала к нему.

- Итачи-сан… Как вы..? – она неверяще посмотрела на кунай, зажатый в его ладони, - Вы… Ты же не видел?

Итачи подбросил оружие в руке, перевернув его рукоятью вперед, и протянул ей.

- Это секретная техника Скрытого Тумана. Подарок от Кисаме на восемнадцатилетие. Знаешь, как ориентируются в темноте летучие мыши? Она построена по тому же принципу. Изначально она задумывалась для облегчения сражений в густом тумане, однако Кисаме, когда показывал ее мне, сказал, что однажды она мне пригодится, - в голосе Итачи внезапно промелькнуло что-то, похожее на… грусть? Или сожаление? - Как выяснилось, он оказался прав.

- Подарок? – Сакура растерянно посмотрела на замолчавшего Учиху.

«Дарить… техники?»

Впрочем, с носителем Шарингана это становилось вполне возможным.

А кроме того… что еще можно подарить на День Рождения разыскиваемому ниндзя S-класса?

С каких это пор вообще преступники S-класса дарят друг другу подарки на День Рождения?

«Но идея неплохая…»

Она снова взглянула на задумавшегося Итачи. Тот, ощутив на себе ее взгляд, словно вынырнул из собственных мыслей и повернулся к ней.

- Бей меня, Сакура, - по его губам вновь проскользнула тень улыбки, - Посмотрим, что может эта техника.

Куноичи радостно усмехнулась и натянула перчатки.

А дальше все шло, словно в точно выверенном замысловатом танце – она била, Итачи уворачивался. Пару раз ей даже почти удалось его задеть, но он все время оказывался быстрее, исчезая с линии ее удара буквально в последний момент, подобно призраку. В душе Сакуры пробудился азарт, она стремилась попасть в него, но куда важнее было другое: ее переполняла странная, бурная радость. Давно она не тренировалась с таким восторгом, с таким бешено-счастливым выражением на лице.

Пожалуй, она бы поблагодарила этого напарника Итачи, если бы он был жив.

Наконец, когда солнце склонилось к западу, они решили, что на сегодня достаточно и остановились. Оба тяжело дышали, вытирая со лба пот.

- Это было здорово.

Сакура и Итачи синхронно повернулись на знакомый голос. У входа на площадку, опершись спиной о сетку, стоял Саске. На губах его играла широкая улыбка, столь редко гостившая на обычно мрачном лице младшего Учихи.

- Ха! – Сакура едва удержалась от желания показать ему большой палец в типично Гай-сенсеевском жесте. Даже Итачи издал что-то похожее на смешок, перевязывая шнурок на волосах и поправляя растрепавшийся хвост.

Саске оглядел их, взглянув сначала на брата, потом – на жену, и прикрыл глаза. Его резкие черты внезапно смягчились, морщины на лбу разгладились, улыбка стала еще более теплой. А Сакура внезапно подумала, что впервые за много месяцев ее муж наконец-то не выглядел больным.

* * *

Забавно, как может измениться человек за совсем короткое время. Могла ли Сакура помыслить, с чем она будет мириться спустя год супружеской жизни, что станет для нее естественным и привычным?

«Люди меняются, когда теряют что-то или находят, - сказал ей Итачи, когда она как-то раз начала размышлять при нем вслух. – Любопытнее всего, когда это «что-то» - смысл их жизни».

Сакура не стала спрашивать его, менялся ли когда-нибудь он сам. Зато одно она знала точно: других Итачи менял с удивительной легкостью, словно и не задумываясь над тем, что делает. В хорошую или плохую сторону – Сакура не могла определить. Пожалуй, Неджи сказал бы, что в ту, в какую суждено.

Сакура была врачом; залечивать раны было ее призванием. А физические или душевные – какая разница? И, засыпая рядом с человеком, чьим призванием с рождения было эти раны наносить, она отрешенно подумала, что они удачно дополняют друг друга.

* * *
*Несколько лет спустя*

Итачи проснулся оттого, что его обостренный слепотой слух уловил за стеной какой-то шум. Шум доносился из спальни Саске и Сакуры. Шелест, скрип, тяжелое дыхание, приглушенные женские стоны, а потом – сдавленное:

- С-Сакура…

Итачи слегка улыбнулся своим мыслям и снова погрузился в сон.

* * *

- Нии-сан, - Саске приоткрыл раздвижную дверь и заглянул в комнату, - Можно с тобой поговорить?

Старший Учиха отвлекся от книги, которую читал, и коротко кивнул. Саске скользнул в полутемное помещение, осторожно прикрыв за собой дверь, и опустился на пол рядом с футоном брата. Пару минут он молчал, очевидно, собираясь с мыслями.

- Нии-сан, - наконец, произнес он, - Я хочу уничтожить свитки из храма Накано, - Саске сделал паузу, словно все еще колеблясь, а потом решительно продолжил: - Мангекьо Шаринган умрет вместе со мной.

Он с робкой надеждой посмотрел прямо в слепые глаза Итачи.

- Я хотел знать, ты… не против?

Тот снова коротко наклонил голову.

- Не против. Делай, что задумал.

Саске просиял и совершенно по-детски порывисто обнял брата за шею.

- Спасибо! Нии-сан… Я знал, что ты поймешь, - он нежно улыбнулся, а потом вскочил на ноги и чуть не выбежал из комнаты.

Итачи прислушивался к его взволнованным удаляющимся шагам, рассеянно поглаживая страницу раскрытой книги, а потом вздохнул и отложил ее в сторону. Он протянул руку под шкаф, нащупал едва заметную выемку, аккуратно подцепил половицу и отодвинул ее вбок, открывая небольшую потайную нишу. Чуткие пальцы скользнули по плотной ткани свитков, исписанной четким, но несколько неровным почерком незрячего.

Копии запретных свитков из храма Накано.

Секрет могущества. Секрет свободы.

Итачи слегка покачал головой, ласково пробегая пальцами по собственноручно выведенным строчкам.

- Глупый, глупый маленький брат, - тихо проговорил он странным, полным непонятной печали голосом, - Ты так ничего и не понял…

Он немного помолчал, а потом тряхнул головой и с легким хлопком вернул половицу на место.