~III Порок и боль ходят рядом~

Назойливое, почти ощутимое игнорирование раздражало. Оно ужом проскользнуло за одежду и нещадно щекотало кожу, вынуждая быть готовым на все, лишь бы от него избавиться. Саске Учиха настойчиво игнорировал ее уже третий день, на приветствие, даже на собственное имя и плечом не дернул. Царящее вокруг напряжение чуть ли миниатюрными молниями не искрилось.
Тен Тен помахала рукой перед лицом Сакуры и присвистнула.
-Что с тобой сегодня, вокруг тебя царит прямо убийственная атмосфера.
-Кого хочешь на этот раз зарезать? – с самой миловидной улыбкой встрял Киба, но под взглядом Такахаши моментально ретировался.
-Рассказывай, неужели в этом виновен «Я самый лучший на свете, падайте к моим ногам»? - шутливо добавила девушка.
-Нет уж, будто думать больше не о ком… - взъярилась Сакура, принимаясь методично смахивать мелкие предметы со свой парты.
-Могу поделиться кинжалами, они полезнее, чем твои взгляды, - с самой таинственной и доверительной улыбкой шепнула девушка, порываясь полезть в свой портфель за вышеупомянутыми инструментами. – Ну же, признай, только о нем и думаешь…
Сакура неопределенно пожала плечами и медленно кивнула. Тен Тен засияла от радости, одарив подругу щелбаном по носу.
-Только вот думаю я не в той манере, о какой помышляешь ты, - отрезала Харуно и сложила на груди руки. – Он слишком заносчивый, эгоистичный и надменный, чтобы питать какие-то романтические иллюзии. Да и не интересует меня это…
Тен Тен, уловившая еле заметное движение слева, заметила краем глаза Учиху, стоящего в пол-оборота и листающего учебник с больно задумчивым видом. Хорошая поза, чтобы подслушивать, прикинула она и горячо прошептала:
-Разве такие хорошие девочки, как ты, не любят таких плохих мальчиков, как он?
Сакура поначалу опешила, вглядываясь в лицо подруги и пытаясь определить, к чему она клонит. Но попытки это пережевать не увенчались успехом.
-Ты так хочешь, чтобы я в него влюбилась и вступила в его фанклуб? – удивленно подала голос Харуно.
Саске нарочито громко захлопнул учебник и вышел из-за парты, медленно зашагав в сторону выхода из класса.
-Это ты мне скажи, - ответила Тен Тен и принялась с самым невинным видом повторять домашнее задание.
Спустя несколько минут, скорее для себя, чем для одноклассницы, Сакура прошептала:
-Нет… Не хочу чувствовать себя безвременно бывшей.
Девушка задумчиво посмотрела в окно с ползущими по нему, словно тараканы, дождевыми каплями и вздохнула, отчетливо понимая, что она не станет исключением, что Учиха бросит ее также легко, как и других, что он разобьет ей сердце, потопчется по нему и выбросит, что в такого, как он, влюбляться нельзя.

В это время столовая походила на шумный муравейник с мечущимися по ней толпами школьников. Сакура пристроилась за дальний столик у окна, разворачивая свой скудный бенто – на готовку по утрам времени не было абсолютно, а мотающаяся по командировкам мать не имела на это ни сил, ни желания. Задумчиво перекатив сосиску в форме осьминога из одного угла в другой, девушка проткнула ее зубчиками вилки и отправила в недолгосрочное путешествие.
Вскоре подошедший с полным подносом Киба с негромким хлопком поставил его на стол.
Сакура обреченно вздохнула, сетуя на то, что спокойно поесть ей не дадут, и улыбнулась однокласснику.
-Неужели всю очередь выстоял? – удивленно присвистнула девушка, оглядывая внушительную миску с супом, тарелка с пюре и двумя поджаренными котлетами горделиво пристроилась рядом.
-Да ты что, они разбежались, только я в проходе показался!
-Еще таблоид на себя повесь: подайте нищему и голодному, не то руку оттяпаю, - жестко осадила подошедшая Тен Тен.
Харуно усмехнулась, уже более охотно засовывая свой обед в рот.
-Саку-чан, у тебя сегодня снова дополнительные занятия? – спросила Такахаши, потягивая из соломинки вишневый сок.
-Да, но долго они не будут идти, в последнее время пою я все хуже и хуже, - отозвалась девушка, печально разглядывая последнюю сосиску-осьминожку и раздумывая, стоит ее отправить на тот свет сейчас или чуть позже. – Да и желания особо нет.
-Неужели и в этом виноват наш роковой красавец?
Киба поперхнулся и захихикал, тщетно пытаясь скрыть усмешку за ладонью.
-Ты на него еще пару грешков повесь, и разобраться он решит непосредственно с тобой, а то и в небесную канцелярию на тебя подаст, - съехидничал Инузука, с самым заговорщицким видом посматривая на ложку и примериваясь, чтобы стукнуть ею по лбу девушке.
-Я не понимаю, Тен, зачем ты снова и снова к этому возвращаешься? Какая вообще разница, полюблю я Учиху или нет? – взъярилась Сакура. – Уж не для него ли ты стараешься? – гневно бросила она, в буквальном смысле слова размазывая сосиску по донышку.
Киба демонстративно притворился глухим и с особым рвением принялся уплетать свой обед.
-Я это для тебя делаю, - примирительно улыбнулась Тен Тен, сложив руки на груди.
-Не понимаю, какое он вообще имеет ко мне отношение? – упавшая на пол вилка печально звякнула, а раскрасневшаяся Сакура даже не подумала о том, что ее неплохо бы и поднять.
-Ты ведь не видишь… Да ты просто оживаешь, когда речь заходит о Саске, у тебя глаза гореть начинают, даже вечно угрюмая гримаса сползает! И я начинаю узнавать ту Харуно Сакуру, подвижную, живую, яркую, с которой я училась в средней школе…
-Хватит, - жестко оборвала Сакура, вставая из-за стола. – Я не собираюсь совершать ту же ошибку, что и тогда. Потому, прекрати.
Тен Тен глубоко вздохнула, прикрыла глаза и чуть более уверенно прошептала, старательно пытаясь скрыть нотки жалости:
-Я знаю, что тебе пришлось очень нелегко, но ведь ничего не повторяется точно также, ты не можешь от этого бежать вечно…
-Хватит, Тен, я не хочу это слушать.
-Какая же ты упрямая, - подытожила девушка, устало опираясь на ладонь руки подбородком, признавая свое полное поражение. – Извини, - тихо добавила она, но Харуно уже исчезла.

Они оба молчали. Преподаватель и его ученица. Он тихо наигрывал какую-то простенькую, ничем не примечательную мелодию и хмурился, а она с сожалением кусала нижнюю губу и не знала, что сказать.
-Думаю… - начал учитель, вставая из-за фортепиано и складывая бумаги в свою сумку, - что на этом всё, больше мы ничего сделать не можем.
-Мне очень жаль… - начала Сакура, но замолчала, внезапно ощутив, что избавление от этих уроков принесло непонятное облегчение, но вместе с тем и щемящую тревогу, будто от нее отрывают нечто очень важное, значительное…
-Мне тоже. – Мужчина поудобнее перехватил сумку и покинул кабинет музыки, оставляя свою ученицу одну.
Сакура так и сидела, не сдвинувшись с места, и гадала, чем же заполнить это освободившееся время, чем заполнить ту пустоту, которую породил сознательный отказ от части самой себя. Она больше не будет петь, она не будет делать то, что порождает воспоминания. Тен Тен была права, ей не сбежать, потому что она ежедневно видит напоминание в Учихе Саске, видит то, от чего последний год пытается сбежать, пытается забыть то, что обжигает ядом стыда каждый раз, когда она вспоминает…
-Неджи… - внезапно сорвался с губ тихий всхлип, переходящий в немой стон.
Неужели она абсолютно сознательно, добровольно саботировала свои уроки? Неужели отказалась от них настолько легко?
«Что же ты творишь, Сакура?» - мысленно вопросила она, жестко подавляя в себе желание расплакаться и растирая еще сухие щеки. Те отозвались обиженным румянцем и слегка засаднили.
Пустой коридор встретил прохладой и спокойным равнодушием; стены, потолок, двери – все хранило слабеющие отголоски восторженных криков мальчишек и таинственное шептание девочек, потому и казалось наполненным жизнью. Чужой жизнью…
Харуно неторопливо шагала к выходу, закинув портфель за спину и скучающе следуя взглядом за россыпью прозрачных капель на полу, то завивающихся в витиеватый узор, то вытягивающихся неуверенной струной. Это продолжалось до тех пор, пока «дорожка» круто не свернула в подсобку. Сакура неосознанно пожала плечами и пошла дальше, пока взгляд не наткнулся на чьи-то лаковые туфельки, чья владелица упорно преграждала ей дорогу.
-Харуно Сакура? – спросил мелодичный девичий голос, чья обладательница неторопливым, величественным жестом поправила черные завитые кудри и миловидно улыбнулась.
-Да, - ответила Сакура, без особо интереса рассматривая представшую перед ней троицу – стоящие справа и слева девушки грозно насупились и сложили руки на груди, девушка посередине все так же слащаво улыбалась.
-Моя подруга училась с тобой в одной средней школе и… - она намекающе приподняла искусно выщипанную бровь.
-И что? – нахмурилась Харуно, не менее величественным жестом закинув лежащую на плече длинную прядь за спину.
-И нам бы очень хотелось, чтобы ты исчезла.
Сакура удивленно и немного задумчиво протянула:
-И исчезнуть я должна, потому что…
-Потому что таким, как ты, в этой школе не место, - рыкнула девица, стоящая справа, и угрожающе подбоченилась. Сакура окинула ее взглядом и решила, что с такой драться будет сложно – она была куда выше и весу в ней было больше.
-Таким… как я? – непонимающе спросила Сакура, прикидывая сколько метров осталось до школьных дверей и успеет ли она добежать…
-Таким… потаскушкам… - презрительно прошипела, кажется, их лидер. А ядом, как настоящая змея плюется…
-Вы, верно, ошиблись, - качнула головой Харуно и несколько нервно улыбнулась, сжимая и разжимая кулак.
-Нет, розоволосых шлюшек по имени Харуно Сакура поблизости больше не наблюдается, так что ошибки нет, - едко усмехнулась молчавшая доселе третья.
-Что ж, раз ты не понимаешь, позволь тебе помочь…
Троица начала неотвратимо надвигаться – горящие в их глазах ненависть и презрение откровенно пугали, гипнотизируя, подобно змее, позволяя поселившейся внутри панике разрастись, как бурьян, и сковать все движения. Сакура не двигалась, наблюдая, как быстро сокращается расстояние между ней и ее карателями, как надрывно шаркает по полу их подошва, как искажены злобной гримасой их лица.
«Кому-нибудь, да сломаю нос …» - утешила девушка себя этой оптимистичной мыслью.
-Сакура! – прозвучавший сзади недовольный голос заставил чуть ли не подскочить на месте, обернуться резко и поспешно, затравленным зверем посмотреть на Учиху Саске, неторопливо шагающего в ее сторону с самым недовольным выражением на лице.
-Чего тебе?.. - приглушенно прошептала она, опуская взгляд и наблюдая краем глаза за замерзшей в нерешительности троицей.
-Ты, кажется, должна была помочь мне с домашней работой, раз мы друзья, не так ли? - ничуть не смущаясь, врал Саске, буравя Харуно пропитанным праведным гневом взглядом.
-Разве? – пусть так, в этой ситуации она не прочь побыть чьей-то марионеткой…
-Да, так что пошевеливайся и топай быстрее в библиотеку. Какие-то проблемы, девочки? – спросил Учиха, заметив, что те хотели было последовать за Сакурой, но вдруг опомнились и неуверенно затоптались на месте.
-Нет, что вы, Саске-сама, - вскинулась черноволосая, горделиво, но в той же мере и уступчиво вздергивая подбородок.
Саске с самым невинным видом им подмигнул и последовал за одноклассницей, уж больно спешащей засесть за учебники.
В библиотеке витал аромат свежей бумаги, с еле уловимой, но щекочущей ноздри, ноткой полевых ромашек. Сакура глубоко вдыхала этот запах, пытаясь расслабить напряженные мышцы и унять мелкую дрожь, волнами прокатывающуюся по рукам. Какой бы внешне она не казалась спокойной – внутри все бесновалось, потому что она действительно испугалась…
-Какие воинственные у тебя подруги, - лениво отозвался юноша, усаживаясь за ближайший к окну стол и вытягивая на нем ноги.
Харуно скривилась, но насчет ног на столе решила промолчать.
-Это не мои подруги.
-Да ну? А по дружелюбным выражениям их лиц и не скажешь, прямо таки фанатичное обожание, - издевался он, заложив руки за голову. – Побольше бы мне таких друзей… хотя чего я жалуюсь, их у меня навалом, - улыбка его получилась широкой и радушной, но отравленной издевкой.
-Тебя это, как я посмотрю, не особо заботит, - отозвалась девушка, проводя подушечками пальцев по деревянному столу.
-На таких друзей всегда найдется и соответствующий радушный прием, - Саске демонстративно сжал кулак, - да и скучно, если все вокруг крутятся у ног, как слуги и подобострастно заглядывают в глаза. – Кажется, он, наконец, понял, что расщедрился на очень познавательный монолог о своей персоне, потому замолчал и угрюмо уставился на Сакуру.
-Мое домашнее задание тебя ждет…
-Ты издеваешься? – воскликнула та. – Я благодарна за твою помощь, но…
-Если тебя не устраивает такая цена, то… - он встал со стула и нарочито медленно приблизился к девушке, зажав между пальцами прядку ее волос, как и в прошлый раз мягких и шелковистых, - тогда, что скажешь насчет ночи со мной? Такая плата подойдет?– ухмыльнулся Учиха, но, заметив энергичное и отчаянное мотание головой, отошел. – Не верти так головой, а то открутишь. Раз так, то прошу, - Саске демонстративно отодвинул стул и пригласительным жестом поманил Сакуру.
Девушка скрипнула зубами, но просьбу выполнила, притягивая вытащенную им тетрадь поближе к себе.
-Зачем тебе это? Насколько я знаю, оценки у тебя куда выше среднего, - пробурчала Харуно, черкая что-то в тетради и буравя ее злобным взглядом, вероятно, намереваясь прожечь в ней дырку.
-Сделаешь – тогда скажу. - Саске выловил из недр своего портфеля книгу и углубился в чтение.
Неторопливо скользящий к горизонту рожок солнца скромно пригрелся вверху оконной рамы и гладил все, до чего мог дотянуться мягкими и теплыми лучами. В светлом потоке неторопливо, с легкой ленцой парили в своем неспешном танце пылинки, кружа, словно балерины. Оторвавшись от решения очередной задачи, Сакура невольно залюбовалась незримым потоком, обволакивающим библиотеку. Она неосознанно перевела взгляд на Саске, украдкой разглядывая его лицо, обрамленное золотистым сиянием. Неосторожная смолянисто-черная прядка приютилась на бледных губах, черные глаза, подведенные пушистыми ресницами, быстро перескакивали с ряда на ряд и порой довольно жмурились – интересно, какого цвета его глаза на свету? Впервые со дня их «дружбы», девушка разглядела на его лице спокойствие, умиротворение, доверие?
-У меня что-то с лицом? – недовольно буркнул Саске, хмуря брови. – Не смотри на меня так, а то походишь на маньячку, - отчеканил он, заставив Сакуру густо покраснеть и уткнуться в тетрадь.
Саске усмехнулся и откинулся на спинку стула.
-Ты больше не перевязываешь руку?.. – подала голос Харуно, дорешивая последние примеры.
-Как видишь, - равнодушно отозвался он.
-Не болит?
-Тебя это не должно волновать, - в его голосе послышалось плохо скрываемое раздражение.
-Я закончила. - Сакура захлопнула тетрадь и передала ее юноше. – А теперь поделись, из-за чего же я потеряла столько времени?
Учиха не торопясь сложил книгу, пролистал тетрадь с решенными Сакурой примерами, одобрительно кивнул и закинул портфель за спину.
-Что ж, спасибо за работу, пока.
-Ну нет, говори сейчас же! – ее щеки покрылись гневным румянцем, что вызвало у него искреннюю улыбку.
-Мне просто захотелось, чтобы для меня ее сделала ты.
Сакура ошалело посмотрела на Саске, пытаясь разобрать выражение на его лице. Это что, радость?
-Ты, должно быть, шутишь…
Тот лишь пожал плечами и покинул библиотеку.

Кипа бумаг, которой ее нагрузили на студсовете, неприятно оттягивала руки, да и плечи уже настойчиво ныли. Сакура в который раз за сегодняшний день вспоминала Саске самыми ласковыми и добрыми словами, желая ему жить долго и счастливо ближайшие полгода, за то, что выставил ее кандидатуру. Саске… Невыносимый Учиха сегодня вновь ее игнорировал, хотя к таким резким перепадам его настроения, должно быть, пора бы привыкнуть. Харуно лишь искреннее удивилась его выдержке, потому как упустить такой шанс и не кинуть в него ответную шпильку просто не смогла. Потому только и делала на уроках, что бросала в него всякий мелкий сор. Тен Тен еле сдерживалась на задней парте, чтобы не рассмеяться в голос и постоянно хваталась за живот. Действительно, хронически равнодушная физиономия Саске с отщипнутым кусочком ластика в волосах представлял собой крайне занимательное зрелище.
Припомнив все подробности сегодняшнего веселья, Харуно, не удержавшись, снова захихикала, рискуя выронить бумаги, которые угрожающе накренились, но на месте удержались.
Собрание сегодня слишком затянулось, и стрелка часов незаметно переползла на половину восьмого. Какие-то метры отделяли Харуно от класса, когда она услышала донесшиеся оттуда странные звуки: приглушенный, будто что-то упало, и несколько больно напоминающих поцелуи. Девушка напряглась и как можно более тихо и аккуратно преодолела оставшееся расстояние…
-Саске-кун, ты бесстыдник… - ворковала Карин, целуя темноволосого юношу в макушку, пока тот, не теряя времени даром, исследовал языком ее ключицы.
Почему-то в груди неприятно защемило, и Сакура, что было сил, прижала бумаги к себе, возможно, пытаясь защититься. От чего? Она не знала, но всей кожей ощущала хлынувшее потопом разочарование. Предательство? Да. Непонятное, колючим ужом скользнувшее между лопаток и причиняющее боль. Она села на корточки, уткнувшись лбом в кипу, пытаясь понять, пытаясь осмыслить, почему стало настолько неприятно увидеть это во второй раз?
-Зачем тебе это, Саске? – в голосе Карин проскользнули отчетливые нотки серьезности.
Зашуршала ткань.
-Если ты спешишь, то… - кажется, что-то с хлопком повалили на стол… или кого-то.
-Ты ведь понимаешь о чем я.
Молчание длилось несколько невыносимо томительных мгновений, когда Саске, наконец, произнес:
-Если ты о домашней кошке Харуно, то ты слишком много в этом видишь, - он хрипло усмехнулся, а Сакура боязливо сжалась в комочек. Пусть лучше молчит, незачем об этом говорить вслух. Незачем…
-Не пытайся и со мной играть, - мурлыкнула Карин, - ты же знаешь – это бесполезно.
Послышался напряженный вздох и скрип отодвигаемого стула.
-Я не желаю разговаривать…
И вновь поцелуи, наверняка остервенелые, жалящие, будто удары плетью, и девичий стон, вырвавшийся из сжатой в стальных объятиях груди.
-Дай угадаю, - на короткое мгновение вырвавшись из плена его поцелуев, прошептала девушка, - «Я хочу ее, такую невинную, глупую. Хочу ее совратить, заставить почувствовать себя грязной…». Не об этом ли ты думаешь, Саске-кун?..
Треск разорванной ткани, звук разлетевшихся в разные стороны и упавших на пол пуговиц.
-Ты слишком много болтаешь…
-А ты слишком много о ней думаешь, - взъярилась Карин, отталкивая Учиху. – Думаешь, я не вижу, какие ты на нее бросаешь взгляды? Думаешь, я слепа? А может, это ты слеп?
-Что ты несешь?.. – спокойный, холодный, пробирающий до дрожи тон.
-Ответь, ну к чему тебе этот пугливый котенок? – зашептала она ласково и томно.
Сакуру передернуло от отвращения, по коже пробежали мурашки.
Саске внезапно хмыкнул и… рассмеялся, жестко и сухо, будто услышал нелепейшую из шуток.
-Наверное, я уделяю тебе слишком много времени, и ты совершенно распоясалась. Может мне снова придется тебя воспитывать?
Неужели в этих словах скользила… угроза?
-Ты отнимаешь у меня кучу времени на бессмысленный треп, когда его можно было бы потратить с куда большей пользой… И если тебя это так беспокоит, то слушай внимательно, больше я повторять не буду… Мне скучно, Карин. Даже с тобой. Однообразие, тоскливость… Меня от этого выворачивает! – он яростно выплевывал слова, шипя, как змея. – И да, она – мое новое быстротечное развлечение, такое же, как и ты… Мне стало жутко интересно, - он улыбался, это отчетливо слышалось в интонации его голоса, но в этой улыбке не было и намека на веселье, скорее шакалья издевка, - как долго такая тихая и бесхарактерная девка сможет воротить от меня нос…
Сакуру била крупная дрожь, горло сжало стальными тисками, мешая дышать, и она, чтобы не застонать в голос от душившего ее унижения, с силой прижала ладони ко рту. Глаза болезненно защипали готовившиеся родиться слезы.
-Надеюсь, я удовлетворил твое любопытство?..
И вновь Харуно услышала отчетливый звук поцелуев, жестких, решительных.
Не в силах больше сидеть на месте, Сакура вскочила на ноги, глубоко вздохнула и шагнула в кабинет…
Полусидящая на парте и практически раздетая Карин заметила ее появление первой, выразив свое удивление лишь тихим и невероятно спокойным «ойком». Саске же повернул голову медленно и неохотно, широко распахнув глаза.
-Саске-сан, - тихо и отчетливо начала Сакура, ощутив в груди невероятных холод и расчетливое спокойствие, - почему бы тебе не заниматься подобными вещами в другом месте?
-А что, у тебя с этим проблемы? – усмехнулся Учиха, теснее прижимая к себе Карин.
Харуно положила бумаги на преподавательский стол, неторопливо подошла к своей парте и взяла портфель.
-Меня тошнит от таких, как ты, - полуобернувшись, еле слышно прошептала Сакура и вышла из класса, громко хлопнув дверью.
Спокойствие, защитным покровом окутавшее ее в кабинете, растаяло, повиснув бесполезными лоскутами, позволяя опустошению, гневу и отчаянию заполнить сознание. Сердце в груди болезненно сжалось, пропуская удар, глаза защипало с новой силой, но теперь Сакура не стала сдерживать рвущиеся слезы, только всхлипывать старалась как можно тише. Она быстро шагала по коридору, держась одной рукой за стену – перед глазами все плыло и размывалось, словно художник неосторожно плеснул на картину растворителем.
-Ненавижу… ненавижу… ненавижу… - как проклятие шептала она иссушенными губами, смахивая с лица все новые и новые слезы.
Ненависть вспыхивала в затуманенном взгляде алыми языками пламени и танцевала свой победный танец, закручивалась спиралью и выжигала все на своем пути, оставляя после себя лишь копоть и пепел. Ненужные, фальшивые слова роем вились в голове, жаля не хуже пчел, заполняли сознание ложью, окутывали фатальной беспечностью, истязали беспристрастными, пустыми эмоциями. Быть искалеченной, быть непонятой, быть ненужной…
Сакура не помнила, как добралась до дома, помнила лишь, что высушенные ветром слезы больше не появлялись и не увлажняли глаза, что ощущение предательства больше не впивалось в горло шипастым ошейником, что холодное равнодушие заставило только озябло передернуть плечами, устало забросить портфель в угол и упасть на кровать.
-Ничего особенного, - надломленным голосом шепнула она в подушку, - ничего особенного…

Девушка медленно брела по аллее, размахивая портфелем и иногда посматривая на часы. Целых полчаса до первого школьного звонка – она не торопилась, вдыхая свежие утренние ароматы. Листва все еще пестро и ярко зеленела на ветвях, потревоженная случайным дыханием ветра, только внезапная прохлада заставляла слегка поежиться и посетовать на то, что не захватила кофту.
Сакура растерла покрывшиеся мурашками руки и вспомнила о горячем, согревающем чае…
-Эй, Сакура, - окрикнул некто сзади.
Харуно остановилась, заметив, что находится уже в школьном дворе, и медленно обернулась.
Саске шепнул что-то одноклассникам – те захихикали, старательно пытаясь не рассмеяться в голос – и подошел к девушке, окинув ее странным, отстраненным взглядом.
-Я ждал тебя у перекрестка.
-Зачем? – отрешенно отозвалась Харуно.
-Мы же друзья, не так ли? – отвратительная хищная ухмылка…
-Быстрее, Саске! – выкрикнул один из хихикающих мальчишек, на мгновение состроив недовольную физиономию. Учиха лишь махнул рукой и вплотную приблизился к девушке.
Ощутив знакомый аромат, пробежавшись взглядом по расстегнутым верхним пуговицам рубашки - «зацепившись» за отчетливо проступающие ключицы, перескочив подбородок, и остановившись на кривящихся в злой усмешке губах… Воспоминания о вчерашнем окатили сознание холодным ушатом воды, заставив глубоко и прерывисто дышать, сжать руки в кулаки и опустить голову.
От одного лишь его присутствия дрожали колени и подкашивались ноги, хотелось забиться в самый темный угол, окружить себя стеной, чтобы он не мог дотянуться, не мог окинуть взглядом, не мог обратиться, не мог больше отравлять…
-Что тебе нужно?
Учиха не ответил, ощутимо сжав пальцами ее подбородок и заставив посмотреть в глаза.
-Ничего… - равнодушно шепнул он, бегло прикоснувшись к ее губам…
И вновь обжигающие, дурманящие касания и с силой сжатый подбородок – нет возможности вырваться, нет возможности убежать, раствориться, исчезнуть, чтобы не видеть, не чувствовать…
-Нет… - попыталась воспротивиться Сакура, настойчиво толкая ему в грудь ребрами ладоней, но это, казалось, лишь раззадорило.
Саске притянул ее поближе, заставив прижаться к себе всем телом, ощутить хищное напряжение, исходящее из его резких, настойчивых, требовательных движений.
-Остановись, сейчас же!.. – неистово вертя головой, шипела девушка, внезапно ощутившая себя в западне, из которой не выбраться.
Он с силой сжал ее запястья и завел за спину. Одной рукой… Чтобы лишить ее возможности сопротивляться, ему понадобилась всего одна рука… Паника и отчаяние тошнотворными волнами поднимались от живота к горлу и душили, мешая думать.
Саске терзал ее губы жестко, надменно, словно пытался преподать урок строптивой рабыне, попытавшейся перечить. Сильное нажатие на подбородок и ей пришлось приоткрыть губы, впустить его внутрь рта, сделать к себе чуточку ближе. Смирение? Сакура неистово рванулась, пытаясь хоть на сантиметр отдалиться от его тела, дышащего жаром, дикого и опасного… В последний раз сжав ее в стальных объятиях и испробовав вкус губ, Учиха отступил, сделав назад пару шагов. Девушка, ощутив свободу, схватилась за горло и начала усиленно вталкивать в легкие кислород…
-Ну, что скажешь? – посторонние голоса доходили до сознания туго и почти не воспринимались, но вот источаемое ими злорадство ощущалось всей кожей.
Саске вытянул правую руку, сжал ее в кулак и показал большим пальцем вниз.
-А я то думал, что тихони – страстные штучки, - издевательски добавил второй голос, больше не сдерживаясь, загоготав.
Они рассмеялись, те три человека, что стояли позади Учихи и наблюдали за этой тошнотворной сценой, молчащие до этого времени, беспристрастные, отвратительные…
Она с силой сжала кулак, пытаясь успокоиться, пытаясь скрыть бьющую все тело дрожь.
Смех. Ненависть. Презрение.
«-Стерва!.. Продажная шлюха… Ненавижу тебя, убирайся!..»
Сакура, что было сил прижала ладони к пульсирующим вискам и сжала их, желая забыться, желая, чтобы все это оказалось кошмаром. Мгновенная вспышка в мозгу, импульсивное сокращение мышц… Меньше секунды ушло на то, чтобы она, не долго думая, приняла решение.
Сильный, уверенный шлепок отпечатался на здоровой щеке Саске, мгновенно проступив на коже красными отметинами. Его мимолетный удивленный взгляд и ее тихие, пропитанные ненавистью слова:
-Надеюсь… наша… дружба… на этом… закончится… - с придыханием, дрожащим голосом выплюнула она.
-Смотрите-ка, котенок выпустил коготки, - хохотнул кто-то из ребят и с издевательской улыбкой стал приближаться.
Сакура не шевелилась, так и продолжая стоять с опущенной головой, не в силах двинуться с места, не в силах что-то сказать. Тени прошлого убийственным мороком повисли перед глазами, хохоча, издеваясь и ненавидя.
«-Что же ты стоишь? Беги… - надменный, презрительный тон».
-Какая-то она прибитая, - неужели в голосе одного из них скользнуло сочувствие? Нет, не стоит обманываться…
-Мы не закончили, - грубо оборвал третий, схватив Сакуру за плечо и сжав его.
«Почему же ты молча стоишь и ничего не предпринимаешь, Саске? Почему игнорируешь?..»
Плечо отозвалось ноющей болью, заставив Харуно закусить алеющие губы.
-Теперь моя очередь…
-Отойди от нее.
Спокойный, уверенный, сильный. Таким был этот голос, раздавшийся из-за спин трех подростков и заставивший всех четверых поспешно обернуться.
Девушка подняла отрешенный взгляд, желая взглянуть на того, кто заступился, кто не прошел мимо…
Высокий, стройный юноша стоял с засунутыми в карманы руками в абсолютно расслабленной позе и улыбался. Светло и приятно, почти нежно… Может, это только воображение разыгралось, и легкий довольный прищур глаз всего лишь ей показался? Насыщенного оттенка темно-розовые волосы, кошачьи зеленые глаза, наверное, такие же, как и у нее, и чуть полноватые губы. Он сделал несколько шагов к их необычной компании и протянул руку.
-Хочешь пойти со мной, Сакура-чан?
От этого голоса, приглушенного, бархатного, по коже пробежали мурашки, и засосало под ложечкой.
-Отвали, приятель, - отозвался парень из компании Саске, сильнее сжимая плечо Харуно.
Сакура пропустила мгновение, когда лицо новоприбывшего юноши изменилось: сдвинутые брови, холодный взгляд и непоколебимая решимость. Неужели он будет даже драться? Зачем?..
Наплевав на школьные правила, Саске достал сигарету и закурил, неторопливо, выжидающе глядя на… соперника? Да. Сейчас, они будто хищники примеривались и оценивали друг друга, ожидая, кто первый даст слабину, кто первый отступит и отведет взгляд…
-Отпусти… сейчас же… - не глядя на того, кто держал Сакуру, медленно и уверено прошептал этот показавшийся настолько знакомым парень. – Иначе я сломаю тебе руку.
Почему-то никто не усомнился в его словах, никто не рассмеялся, пытаясь записать его в ряды идиотов. Они поверили. Абсолютно и беспрекословно.
Трое отступили, тихо чертыхнувшись и буркнув нечто вроде: «больно надо», - и, не теряя больше времени, пошли в школу.
Саске бросил бычок на землю и затоптал ее носком ботинка.
-Ну попробуй… - наконец произнес он, кинув на соперника мрачный взгляд, - сломай.
Почему Саске не отступает, почему просто не усмехнется, не кинет нечто мерзкое и не уйдет? Что ему еще надо?
Немного успокоившись, Сакура выпрямила спину и сделала шаг… Заметив это, юноша улыбнулся и ступил ей на встречу.
Она протянула руки в доверчивом, немного детском жесте, глазами умоляя защитить, умоляя остаться рядом, не смотря ни на что…
-Ч… - Саске закинул портфель на плечо, провожая Сакуру пустым взглядом, и предостерегающе кинул: - Мы с тобой еще не закончили…
К кому именно он обращался, девушка не поняла, она знала лишь одно, что теплые глаза, цвета молодой хвои, смотрят на нее с нежностью, что горячая рука аккуратно, почти бережно сжимает ее руку. И она поняла – ей больше не о чем беспокоиться.

~IV В трех шагах от любви – в двух шагах от ненависти~
Всю дорогу до класса они шли вместе – рука об руку. Парень то и дело озирался, пытаясь запомнить расположение классов, и игриво улыбался пролетающим мимо девицам – те зажимали рот ладошками и тихо хихикали. Почему-то это злило. Неосознанно, Сакура сильнее сжала ладонь юноши, украдкой разглядывая его профиль. Если присмотреться, черты его лица оказались куда мягче, становясь почти детскими. Девушка улыбнулась и, осознав, что следующий класс - их, остановилась.
-Что-то не так? – спросил парень с улыбкой, ободряюще сжав ее ладонь.
Сакура топталась на месте, отчаянно о чем-то размышляла, то и дело закусывая губу и краснея.
-Хочу поблагодарить тебя, прежде чем… мы войдем, - выдохнула она, сминая свободной рукой подол школьной рубашки.
-Сакура-чан?
Он сказал это громко или только прошептал? А может движение красиво очерченных губ только показалось? Мягкий прищур необычайно теплого цвета глаз почти гипнотизировал - на какое-то мгновение почудилось, будто это и не глаза вовсе, а колышущаяся от редкого ветерка хвоя.
Сакура привстала на цыпочки, схватившись рукой за его рубашку, и приблизилась своими губами к его. Всего лишь секундное колебание, мимолетное замешательство, вызванное страхом быть отвергнутой, и вот она ощутила мягкое касание к теплой коже губ, отозвавшееся в груди трепещущей нежностью. Бесконечная благодарность, симпатия, почти влюбленность - замаскированные под этот ничего не значащий с виду пустяк. Обескураженная собственной смелостью и наглостью, девушка не сразу отпрянула, слишком поглощенная чувствами, вызванными этим невинным поцелуем, и простояла так еще около минуты, сжимая в кулаке пропитанную его теплом и запахом рубашку, пытаясь уловить кончиками пальцев сердцебиение.
-Спасибо… - наконец прошептала она, не осмеливаясь поднять взгляд и увидеть его реакцию на этот, теперь кажущийся совершенно глупым поступок.
Сакура ощущала на своем лбу его горячее дыхание, втихую наслаждалась одним лишь его присутствием и лелеяла маленькую надежду о том, чтобы он не отшатнулся от нее, бросив через плечо: «отцепись, совсем сдурела». Но он не сделал этого, лишь положил свою ладонь ей на голову и прошептал на ухо:
-Я никому не позволю обидеть тебя, Сакура-чан, - мимолетное, почти незаметное касание его щеки о ее и прокатившийся по телу сноп искр.
-Откуда ты… - найдя в себе силы все же прервать столь опасную близость и отступить на шаг, Харуно, залитая красноречивым румянцем, с едва подрагивающими пальцами, спросила: - Откуда ты знаешь, как меня зовут?
-Как же мне не знать имя собственной сестры? - и вновь улыбка: нежная, добрая, заранее прощающая неловкость, стыд и сожаление, промелькнувшие в ее глазах.
-Я… - она прикоснулась к своим губам и растерянно улыбнулась. – Извини… Я… совсем не узнала тебя… Прости за это… я…
-Сакура-чан, - ее виноватый монолог был поспешно прерван, – ничего страшного, в последний раз мы виделись, когда мне было лет пять, кажется, так что не удивительно, что ты не узнала меня.
-Могла ведь и по цвету волос догадаться… - окончательно сконфузилась Сакура, ощущая себя полной дурой.
Парень резко провел по откровенному бардаку на своей голове пятерней, заметив недовольно:
-Этот дурацкий цвет волос дома стоил мне кучи синяков, ссадин и ушибов…
-Прости! – перебив, встряла Харуно и виновато опустила взгляд. – Но я даже имени твоего не помню.
Кажется, ее брат был искренне удивлен и, наверное, даже чуточку… обижен?
-Руи.
Дружелюбный тон и мягкая улыбка.
-Рада снова тебя видеть, Руи.

Алый рожок солнца стыдливо прижался к горизонту, окидывая все, до чего мог дотянуться исчезающими лучами, окрасившими верхушки деревьев таинственным рубиновым маревом. Все вокруг дышало спокойствием и безмятежным умиротворением, даже шаловливый ветер перестал трепать листву деревьев.
Бредя по пустому коридору, Сакура не удержалась от соблазна сладко потянуться и размять отекшую спину. Раз за разом собрания студсовета становились все напряженнее и продолжительнее, но сейчас, почему-то, это совершенно перестало ее заботить, даже начало доставлять… удовольствие? Ни с чем несравнимое удовольствие от тяжелой, угнетающей, бумажной работы, в конце разливающейся по телу тягуче-сладкой усталостью и негой.
Дома в холодильнике ее ждала заранее заготовленная смесь, предназначенная стать вкусными и аппетитными блинчиками. Пожалуй, стоит немного порыться в кладовке и выудить оттуда домашнее варенье. Все это приправить ароматным чаем.
Девушка невольно улыбнулась, поймав себя на мысли, что раньше никогда не думала о подобных пустяках в школьных стенах, в какой-то момент переставших быть столь угнетающими. На них даже проклюнулись довольно веселенькие бежевые оттенки краски и крючковатые белые мазки, коим надлежало быть рисунками. Но маляр был то ли безруким, то ли ярым абстракционистом, так что на что-то определенное это близко не тянуло.
Год назад перекошенная рама у единственного витражного окна на всю школу была заменена на новую. И как она это пропустила? Уборщица, угрюмо натирающая тряпкой пол, была полна и неприветлива. Бросив на школьницу недовольный взгляд, она скривила неприятно пухлые губы, мол: «расшастались тут, поубирать спокойно не дадут, бесовы отродья». Почему-то Сакура была уверена, что такими взглядами говорят нечто подобное, о бесах так точно.
Малые, совершенно не имеющие смысла пустяки, в какой-то упущенный для нее момент заполнили все сознание и разрослись, как джунгли. Когда и почему это произошло, девушка себе ответить не смогла, просто осознала, что это важно и этому стоит уделить внимание. Глубина окружающих ее цветов непонятным образом наполнилась, став насыщеннее и четче, будто давно выцветшую фотографию заменили новенькой - яркой и красочной. Звуки же, переставшие быть лишь назойливым, отвлекающим шумом, - еле уловимой и странной мелодией, добавляющей объемности ранее плоскому миру.
Харуно аккуратно, словно шпион, заглянула в приоткрытую дверь класса и на цыпочках подкралась к неподвижному силуэту, замершему за партой. Он спал. Длинные ресницы чуть подрагивали, изогнутые брови то хмурились, скрашивая переносицу еле заметными морщинками, то разглаживались, сопровождая при этом вдох. Взлохмаченная шевелюра разметалась по парте и скрыла часть лица. Сакура, стараясь быть бесшумной, положила бумаги на стол и пристроилась за соседней партой, решив не будить юношу. Но тут он, будто почувствовав чье-то присутствие, вздрогнул и открыл глаза.
-Хорошо спалось? – улыбнулась девушка, откидываясь на спинку стула.
-Извини, - сонно прошептал Руи, – не думал, что мой первый день будет настолько изматывающим.
Сакура понимала и, более того, была уверена, что под конец дня ее братец наверняка будет выжат, как лимон. Только прозвенел звонок на большую перемену, как Руи, без права капитуляции и возможности позорного бегства, обступили девицы, наперебой задавая вопросы диковинному для них однокласснику. Делать было нечего. Старший Харуно принялся подробно делиться теми частями своей биографии, которыми соизволил, часто игнорируя провокационные вопросы типа: «А у тебя есть девушка?» и «Где ты живешь?». Почти все из того, что он рассказывал, Сакура не слышала, занятая поручениями студсовета, потому испытывала отчаянную зависть к тем, кто всю перемену проболтался с Руи, внимая его рассказам. Но у всего этого был неоспоримый плюс: на правах сестры она могла выведать все интересные моменты и на дергания одноклассниц (а Сакура была уверена, что те не отцепятся), напускать загадочный и скорбный вид, бормоча что-то невразумительное.
-Это только начало, тебя не оставят в покое пока ты не обзаведешься девушкой, - заверила она брата, с ехидным удовольствием наблюдая за проступающей на его лице гримасой отчаяния.
-Это неравный бой, - скорбно протянул он, – пожалуй, я сдамся.
Легкая и ненавязчивая улыбка, улыбка полная доверия. Сакура не помнила, когда при ней кто-то позволял себе подобную слабость, когда ей доверяли настолько, чтобы без сомнения показать свою усталость, недовольство или нетерпение. И ощущение этого наполняло ее безжизненное сознание новыми яркими эмоциями, теплыми волнами разливающимися по телу.
-А как же более хмурая часть нашего класса? – девушка без зазрений совести устроилась на парте и подобрала ноги.
-Меня заставили играть в футбол…
Нотка гробового молчания повисла над классом огромной заточенной косой. Да, для принятия в «мужской клуб» их ребята всегда устраивали для новичков испытания «огнем и сталью», как они выражались, что на самом деле представляла собой довольно жесткую игру в мяч, нередко с телесными повреждениями, а то и переломами.
-И как? – сочувствующе протянула Сакура.
Руи улыбнулся, уверяя, что и эту часть «посвящения» он, если и не с блеском, то преодолел успешно.
Сакура затолкала бумажки в портфель, аккуратно упаковала все мелочи и пристроила его на стуле.
-А где ты остановился?
-В гостинице. Сейчас подыскиваю постоянное жилье, - несмотря на довольно бодрый тон, вид у него все равно был сонный, отчего он становился еще более милым и казался беззащитным.
-К чему лишние траты? Перебирайся к нам, у нас есть свободная комната, - совершенно не подумав, ляпнула Сакура и, запоздало сообразив, что, по сути, зовет домой совершенно незнакомого человека, прикусила язык. Но… он ведь ее брат, что в этом такого страшного? А выгнать его всегда успеется. – Угощу блинчиками, - последний аргумент в пользу невинности положения и мягкая улыбка.
-Ну как тут откажешь… - протянул Руи, оперевшись головой о ладонь.
За окном красный закат комкался в неширокую алеющую линию, стесняемую с одной стороны темнеющим небом, с другой – темной полосой горизонта.
Воцарившаяся тишина не угнетала, наоборот, окутывала желанным саваном отдыха измученные за весь день тела, скользила между пальцев и закрадывалась в гудящие от усталости головы. Не торопящееся время медленно дирижировало стрелками часов, размеренно тикавшими на стене.
Было спокойно. Спокойно лишь так, как бывает рядом с другим человеком, которому не нужны слова, которому достаточно было быть рядом.
Сакура молча поражалась, как всего за один день чужой ей человек смог стать настолько близок. Осознание того, что он брат? Что ему можно доверять? Нет, сознание скорее отторгало эту действительность, трактуя реальность по-своему – нечто близкое, родное. Он влился в ее жизнь легко, стал чем-то само собой разумеющимся. Стал неотъемлемой частью. И она испугалась. Испугалась того, что кто-то ворвался в ее мир настолько просто, не ломая никаких барьеров, под час, высоких и толстых, не давая фальшивых клятв, которые когда-нибудь все равно будут нарушены, не требуя совершенно ничего, лишь одаривая нежной улыбкой и окидывая мягкими взглядами, наверняка предназначенными лишь ей. Что лишь мысли о нем позволили ему приблизится настолько, насколько не могли даже ее друзья.
Должно быть, все мысли отразились на лице: вся тревога, тоска и страх, что она сейчас ощущала, вся неуверенность и сконфуженость, потому как Руи окинул девушки беспокойным взглядом и инстинктивно подался вперед, протягивая к ее щеке руку.
-Ты когда-нибудь влюблялся? - не подумав, выпалила Сакура первое, что пришло на ум, а затем раскраснелась и стыдливо закусила губу. – Извини, можешь не отвечать, это слишком личный вопрос…
-Да. И сейчас влюблен.
Девушка подняла на него немного удивленный взгляд, не ожидав получить ответ, и оттого сконфузилась еще больше, понятия не имея, как продолжить разговор.
-А ты? – последовал встречный вопрос.
-Да…
Это признание она выдохнула тихо, будто созналась в чем-то ужасном и постыдном. Да, она стыдилась, стыдилась своей любви, которая принесла ей столько боли и печали, заставила пережить столько слез, непонимания и горечи, заставила пройти через презрение, ненависть и бегство… Должно быть ее отголоски до сих пор паутиной сковывали душу, не отпуская, не давая двигаться вперед.
Может Руи заметил ее состояние, а может просто решил поделиться интересной мыслью, но он нарушил тишину, в которой пробуждались неприятные воспоминания.
-Знаешь, Сакура-чан, у меня есть небольшая теория, - он сложил руки лодочкой и протянул их сестре, завладевая ее вниманием. – Человек может влюбиться лишь в того, кто походит на его единственного или единственную. Ведь люди зачастую бывают очень похожими, ты не замечала? – отрицательное качание головой. – Во многих из них можно найти одинаковые черты, если хорошенько присмотреться. И все эти люди, которые не являются твоей половинкой, но похожи на нее – своего рода прелюдия перед настоящей, истинной любовью, так сказать плацдарм для подготовки к чему-то намного большему, возможно и опасному. Опыт необходим всем людям, он позволяет не потерять то, ради чего ты существуешь, позволяет избежать ранее допущенных ошибок, это похоже на черновик, который можно будет переписать несколько раз. Но, Сакура-чан, черновик никогда не станет чистовиком, что бы ты не ощущала сейчас.
Он мягко приподнял ее опущенное лицо за подбородок и улыбнулся, нежно и открыто.
-И на какой стадии ты сейчас? – полушутя спросила девушка, позволяя брату смахнуть скатившуюся по щеке слезинку.
-Думаю, на начальной стадии чистовика.
Она была рада. Рада за Руи, рада за себя, потому что он смог забрать ее печаль, пусть ненадолго, но смог, и она была искренне благодарна за это. Но вдруг болезненно и резко все изменилось; тревога, предвещающая опасность, отчаянно завозилась где-то под желудком, скандируя: «Берегись!».
В проеме темным силуэтом, почти как призрак, застыл Учиха Саске, буравя их настолько равнодушным и отчужденным взглядом, что поневоле стало страшно. Сакура тихо ахнула и инстинктивно стала пробираться за спину брату. Ненависть поднялась изнутри рваными черными клочьями и застряла в горле, готовая разодрать его и вырваться наружу.
-Эй, есть разговор, - нарочито небрежно бросил он и махнул головой в сторону стадиона.
Прохладный ветер трепал полы юбки и забирался под блузку. Сакура невольно поежилась, и был ли тому причиной холод или что-то другое - она не знала. Стихийную, быстро спасовавшую ненависть сменил неконтролируемый страх. Стадион был пуст и мрачен, сейчас, в свете уличных фонарей, больше походя на пустующее кладбище с дорожками и всевозможными турниками, чем на поле для занятия спортом.
Они стояли напротив, буравя друг друга недружелюбными взглядами, и непроизвольно сжимали кулаки, отлично понимая, что разговором делу не поможешь.
-К чему тебе это? - не выдержав, первым заговорил Харуно, устало оглядывая напряженную фигуру противника.
Саске долгое время молчал, обдумывая ответ, а может не желая вообще что-либо говорить. Он почти расслабленно, небрежно махнул головой; длинная челка закрыла половину лица, облепив его черной паутиной.
-Такие, как ты, меня бесят, - спокойно отозвался Учиха, и тут его лицо переменилось.
Отрешенное, оно исказилось гримасой животной злобы. Тело мелко подрагивало от напряжения, кулаки сжались, побелев в костяшках, и он сорвался с места. Резкий, непредсказуемый, опасный, как дикий зверь. Сакура зажала рот руками, боясь вскрикнуть, боясь отвлечь Руи, ведь одна заминка могла дорого обойтись. Они сплелись в единый агрессивный клубок, источающий холодность и отчуждение. Расчетливые, неутомимо сыплющиеся удары, подсечки, следующие одна за другой, тяжелое дыхание и прерывистые крики, вырывающиеся из груди от напряжения. Они кружили друг напротив друга, как два диких волка, примериваясь для удачной атаки, выискивая бдительными взглядами любую оплошность, любую слабость, чтобы напасть молниеносно и сокрушительно. Все их движения, удары не были неуклюжими, будто у первогодок, влезших в первую в своей жизни драку, они были резкими, четкими, продуманными. Учиха словно танцевал, походя на гибкую и смертоносную змею. Он тек по их небольшой арене, будто загустевшая жидкость, уходя от ударов плавно и легко, пытаясь обратить силу врага против него самого. Обрывочные, короткие выпады Руи без единого лишнего движения: непредсказуемые, частые, градом осыпающие оппонента, и сильные, расчетливые удары ногами.
«Это никогда не кончится…» - промелькнула в голове паническая мысль, заставившая Сакуру тряхнуть головой и, прислонившись к дереву, сжать от напряжения кулак, будто она сама находилась там, сама наносила эти яростные удары, сама прожигала противника ненавидящим взглядом.
-Пожалуйста, хватит, - прошептали ее губы тихо и почти неразборчиво, когда глаз уловил еле заметную перемену, окончательно перевесившую чашу весов – Саске достиг предела.
Его движения, ранее кричащие об угрозе и опасности, становились все менее внятными и жесткими, будто пружина, поддерживающая его эти несколько минут, резко лопнула. Он походил на вымотанную куклу, лишившуюся ниточек, за которые ее дергал мастер-кукловод. Он дышал коротко и часто, отвечая на атаки все более вяло и не сконцентрировано. Пропущенная подсечка и резкий, отбрасывающий удар ладонью в грудь. Что-то отчетливо хрустнуло, взыграв на напряженных нервах, как на струнах, натянутых до предела.
-Руи! – в отчаянии крикнула девушка, бросаясь к брату и загораживая от него Саске.
Она мягко, но настойчиво уперлась ребрами ладоней ему в грудь, взглядом умоляя остановиться. Взъерошенный, он, с тяжело вздымающейся грудью и плохо скрываемой яростью в глазах, сверлит то место, где сейчас должен был находиться его противник, но заметив блеснувшие слезы в глазах сестры, полных непонимания и страха, очнулся, будто от транса, и смахнул с плеч наваждение.
-Сакура?.. – хрипло произносит парень, цепляясь за ее локти и пытаясь отдышаться. – Где?..
Саске лежал на холодной земле почти неподвижно, не беря в расчет учащенные вдохи, походившие скорее на отдышку и непонятный, пугающий хрип. Он сдавленно кашлянул, схаркивая сгустки крови, и обмяк.
Сакура, кажется, забыла вдохнуть и метнулась к своей сумке.
-Нужно вызвать скорую…

В отделении травматологии витала давящая, почти ощутимо удушливая атмосфера. Руи сидел у окна с непроницаемо-каменным лицом, задумчиво сложив ладони напротив губ, и старательно игнорировал окружение. Сакура подпирала собой стену, угрюмо сверля взглядом палату, куда унесли Учиху. Готовая чуть ли не закатить истерику, она остервенело кусала губы и корила себя за глупость и опрометчивость. Почему не остановила? Почему не вмешалась? Знала же, что этим все и закончится. Проклятая мужская заносчивость, как же она сейчас ненавидела все понятия хоть как-то связанные с этой наигранной честью, гордостью и достоинством, на деле не стоившими ничего. Глупые мужчины, глупые разборки, глупые попытки доказать что-то совершенно эфемерное.
Дверь с приглушенным скрипом отъехала в сторону, выпуская из недр палаты рослого, еще не успевшего поседеть мужчину, профессиональным взглядом окинувшего парочку, притихшую напротив.
-Это вы были с ним? – поинтересовался врач, заводя руки за спину.
-Да, - тихо отозвалась Сакура.
-Я хотел бы видеть родителей пострадавшего.
-К сожалению, мы не знаем их телефона.
-А вы?..
-Одноклассники, - незамедлительно ответила девушка, наконец, подняв голову и глядя мужчине в глаза. И уже тише: - Как он?
-Переломы ребер в двух местах. О сложности будем судить по рентгену.
-Но разве можно сломать ребра от одного удара в грудь?
Мужчина внимательно оглядел ребят, особенно старательно разглядывая юношу.
-Только если до этого там были трещины.
Сакура устало рухнула на сидение, безжизненно откинулась на его спинку, сверля бездумным взглядом пространство.
В воздухе повисла минутная пауза, отдающаяся в ушах оглушительным звоном.
-Что ж, можете к нему зайти. Он пришел в сознание, - проинформировал врач и удалился.
Сакура наклонилась и спрятала лицо в ладонях. Ее плечи еле заметно затряслись, и она приглушенно всхлипнула.
-Почему ты плачешь? – отстраненно спросил Руи. – Тебе его жаль? – последнее слово прозвучало выразительнее и отчетливее, будто он обвинял ее в непозволительной слабости и жалости к врагу.
Она сидела неподвижно, с пугающей ясностью осознавая, что сама во всем виновата. Не будь она столь принципиальной, не восприми она ситуацию так серьезно ни сейчас, ни тогда… Возможно, никто не пострадал бы из-за нее; возможно, вина не точила бы когти об ее внутренности.
-Он из-за меня сейчас в палате, он по моей вине получил эти травмы.
Руи молниеносно вскинулся и почти прорычал:
-Ты здесь совершенно не причем! Если ему и стоит винить кого-то, то только свою заносчивость.
Сакура лишь усмехнулась в ладони и как-то печально добавила:
-Неделю назад его избили, потому что он заступился за меня…
Девушка не поворачивалась, не заглядывала брату в лицо, не прислушивалась к его дыханию. Да и что она могла уловить? Презрение? Непонимание?
Около минуты парень собирался с мыслями, затем вздохнул глубоко и тяжело, будто собирался пояснять что-то малолетнему ребенку в сотый раз.
-Ты уверена, что все выглядит именно так, как ты представляешь?..
Даже не вопрос - утверждение, хорошо сдобренное скепсисом и пронизанное жалящей уверенностью.
-Да, - не раздумывая, выдохнула девушка и встала.
-Пойдем домой, Сакура, нам здесь больше нечего делать…
Она медленно покачала головой и шагнула в сторону палаты.
-Мне нужно… Прости.
Недоверие. Сожаление. Раскаяние. Она кожей ощущала кричащий непониманием взгляд брата.
-Так надо, - сконфуженно, почти извиняющееся, шепнула Сакура.
Руи нарочито медленно поднялся со стула и прошел мимо сестры, в сторону выхода, холодный и отстраненный.
Если девушка и ощутила болезненный укол в сердце, то внешне никак этого не проявила – не время раскисать, не сейчас, не перед ним. На миг застыла перед палатой, будто все еще сомневающаяся, будто все еще неуверенная в правильности своего поступка… Нет, она все для себя решила, еще там, в машине скорой помощи, когда пила глазами молочную бледность его щек, когда впитывала ушами неравномерность его коротких вдохов.
Сакура как можно медленнее отодвинула дверь в сторону и ступила в приятный полумрак палаты. Свет от настольного светильника, приютившегося у больничной койки, отбрасывал на стены причудливо изогнутые тени.
Страх. Он прошелся по телу ледяными, острыми иглами, заставляя на миг замереть, поддаться панике и ужасу, поддаться воспоминаниям, в точности воспроизвести то, что случилось утром и то, что могло случиться. Она боялась. Не понимала и боялась этого жесткого и мстительного Саске, который вполне мог превратить ее безмятежное существование в кошмарный ужас.
Короткий взгляд…
Мягкий, усталый прищур темных глаз, безмятежность и небывалое спокойствие на лице, почти отрешенность, сложенные в замок руки, расслабленная поза. Беззащитность?..
-Привет. – Сакура неуверенно потопталась на месте и подошла к койке.
Он повернулся к ней и смерил таким холодным и отстраненным взглядом, которым можно окидывать лишь незнакомых и посторонних людей.
Червячок обиды ощутимо завозился под желудком.
«Не смотри на меня так!» - во все горло кричало естество, объявляя войну разуму и принуждая капитулировать царящий сейчас хаос чувств.
-Во-первых, мне искренне жаль, что так получилось. Мне жаль, что я в каком-то роде стала причиной твоего нахождения здесь.
Его взгляд сух и неприветлив, без малейшего намека на интерес. Но это и не было сейчас важным. Главное, чтобы он слушал, услышал.
-Во-вторых…
Сакура запнулась. Язык внезапно перестал повиноваться, беспринципно приклеившись к небу и отказываясь работать. Осознание того, что ее неотвратимо влечет к этому странному, непредсказуемому и жестокому человеку, не явилось неожиданностью, лишь горькой закономерностью, то, чего она старательно пыталась избежать, пыталась подавить, уничтожить еще в зародыше. И это лишь подхлестнуло, дало ментальную затрещину, заставило очнуться и избрать наконец-таки самый верный выход из этой ситуации. Подтолкнуло к тому, что она и так собиралась сказать.
-…когда я выйду из этого кабинета – Учиха Саске перестанет для меня существовать, надеюсь, что и ты окажешь мне ответную услугу. Я не желаю тебя знать, не желаю быть подобием твоего друга. Не желаю тебя…
Он, наконец, очнулся, скинул с плеч оцепенение разраженным, каким-то надрывным движением и впился взглядом в девичью фигуру, холодным, колким. Он был зол.
-С утра ты ясно дал понять, что общение с тобой просто так мне не обойдется. Я не готова, не желаю платить подобную цену. Это того не стоит. Ты того не стоишь…
Он был в ярости. Чистой, всепоглощающей, еле контролируемой ярости. Стоило отдать Саске должное – на его лице не дрогнул ни один мускул, не шевельнулись даже кончики губ. Крайнюю степень бешенства выдавали лишь побелевшие от напряжения сжатые в кулак костяшки пальцев.
Она не запнулась, ее голос ни разу не вздрогнул, не надломился, ненужный сейчас глубокий вздох не вырвался из груди. Сакура собой гордилась и искренне радовалась, что творившаяся сейчас внутри буря никак не отразилась на ее лице, не выразилась в нервных, нетерпеливых жестах. Снаружи она была расчетлива и спокойна.
-Ты ненавидишь меня?
Девушка с трудом уловила этот приглушенный, чуть подхриповатый голос, залитый еле контролируемым гневом, и заставила себя осмыслить его.
После минутной паузы она произнесла тихо, медленно, будто пробуя каждое слово на вкус, осознавая:
-Я не ненавижу тебя. Но я не позволю, чтобы что-то вновь причинило мне боль, сделаю все, чтобы не допустить этого.
-А что, если я не приму этого? – бросил он нетерпеливо.
Сакура улыбнулась грустно, но оттого более решительно. Возможно, сейчас она казалась маленькой, слабой и бесконечно мягкой и податливой, словно пластилин. Внутри же – не позволяла ни на миг усомниться в принятом решении.
-Тогда у тебя будут проблемы с администрацией школы, - ответ резкий, будто пощечина.
Саске зашипел резко и угрожающе:
-Пошла вон…
Если ему так важно, чтобы последнее слово было за ним - пускай. В этот бесконечно тянущийся, но краткий миг ей стало все равно, совершенно все равно, что он сейчас думал, какие выводы делал. Это было так неважно.
Девушка медленно побрела прочь из палаты. Возможно, она была немного растерянной, но эту маленькую слабость Сакура позволила себе сознательно – сжатая в тугой пучок пустота внутри разрослась до широкого облака, позволяя безмятежному равнодушию затопить сознание. Она избавилась от того, кто мог причинить ей боль – сознательно, целенаправленно, и от того, кто подарил ей краткие, но такие приятные ощущения уюта и защищенности – непреднамеренно, случайно. Утереть сухие, еще не увлажнившиеся слезами щеки, слезами, которые, возможно и не появятся. Ведь терять стало таким обыденным…
Сакура спускалась по мраморным ступеням, машинально отсчитывая удары сердца: раз, два, три…
Он сидел на последней ступени – яркий, даже в эти сумеречные часы, расслабленный, безмятежный.
-Почему ты здесь? – надломлено выдохнула девушка, замерев над юношей.
Руи повернулся, блеснув в свете фонарей приглушенным, мягким, зеленым мхом глаз, и улыбнулся, ворчливо добавив:
-Ты мне ужин обещала. Да и поздно уже, не мог же я позволить тебе шататься по темным улицам в одиночку?
Руи Харуно был чужим, непонятным. Его действия, поступки казались бессмысленными. Его слова, взгляды – обещали покой, уют, защищенность.
Руи Харуно был бесконечно чуждым, непознанным, неимоверно притягательным, завораживающим и мягким.
Если Сакура и злилась на него, то давно забыла причину этому; если опасалась, то давно пренебрегла этим; если не доверяла, то еще в первые мгновения, как он позвал ее, протянула ему руку.
Руи Харуно был родственником, братом, близким существом. И девушка, без раздумий, протянула ему свою руку вновь.

~VII Агония~

0.1 Ложь

Утро встретило неприятной, колкой резью в висках, впивающейся острыми иглами, вгрызающейся, казалось, в саму кость... Жесткие, словно наждачка, спазмы резко и безжалостно скрутили горло, проталкивая вверх, по пищеводу, отвратительную желчь. Больно. Неприятно и мерзко. Попытавшись прокашляться, он четко ощутил навернувшиеся на глаза слезы — даже простые сглатывания нещадно скребли сорванное горло, из которого невольно вырвался болезненный хрип. Стало лишь хуже. Руи обессилено разлепил опухшие, отяжелевшие веки, поморгал, таращась в пространство, подобно слепцу, и чуть было не задохнулся от приступа тошноты, скрутившего в тугой узел желудок. Кое-как сдержал рвотный позыв, сворачиваясь на кровати беззащитным и жалким клубком, словно побитая собака.
Считал. Нетерпеливо отсчитывал каждую секунду мирно тикающих рядом часов. Надеялся, что со следующей минутой это выворачивание наизнанку прекратится и он, терзаемый сейчас тошнотой, головной болью и разбитостью, сможет хотя бы спокойно уснуть. И, словно насмехаясь над ним, ко всему прочему прибавился пробирающий до костей озноб, моментально скрутивший деревянные мышцы.
Хотелось пить. Все что угодно за глоток воды. Хотя бы каплю... Распухший сухой язык неуклюже повозил по потрескавшимся губам, нисколько не увлажняя их, лишь раздражая крохотные, совсем свежие кровоточащие ранки. Больно. Отвратительно и до безумия плохо. Плохо настолько, что себя почти жаль. Но он и не думал начать себя жалеть, нет. Нужно встать, хотя бы попытаться привести себя в порядок, хотя бы пойти и набрать воды. И он почти на это решился, почти спустил одну ногу на холодный, кажущийся колючим пол, почти заставил себя отпихнуть подушку и хотя бы приподняться над кроватью. Почти. Потому что не смог даже откинуть облепившее его вспотевшее тело одеяло. Лишь беспомощно повозил по простыне ладонью и решил, что лучше пока полежит и просто отдохнет. Тошнота, наверняка, скоро пройдет, чугунные гвозди прекратят с ожесточением вбиваться в голову и мышцы отпустит болезненная судорога. Наверное. Должно быть. Нет. Наверняка.
Случайно мазнувший по лицу солнечный луч пугливо дернулся обратно за тяжелую, раздутую тучу и более не показывался, оставляя обитателя комнаты совершенно одного. По закрытому окну громко, неприятно скрипнув, ударила ветка. Звук был настолько резким, почти болезненным, что Руи накрылся одеялом с головой, позволив внезапно окутавшему его мареву нести его за собой, в темноту и неясность, в бесконечную пустоту, где не существовало бы настолько раздражающих звуков, не было бы изъедающей горло кислоты и этого одурманивающего, бесящего до скрежета в зубах озноба. Налипшие на покрывшийся испариной лоб влажные волосы практически не мешали, а через мгновение и вовсе позабылись.
Окружение — слишком холодное и колкое, слишком враждебное и неприветливое; лучше остаться под защитой теплого, надежного одеяла, с охотой укутавшего его свернутую калачиком фигуру. Жар, вырывающийся из легких, вскоре затопил маленькое, защищенное одеялом от зябкости пространство и обволок его лицо своей тучной, маслянистой фигурой, налип на веки, губы, забрался даже в уши.
И Руи поплыл. Совершенно потерял ориентацию в пространстве, ощущая лишь налитую свинцом голову и терзаемые ломотой мышцы. Замер, желая забыться, раствориться в этой спасительной неподвижности, спрятаться от отступившего всего лишь на время озноба. Но мерзкое, липкое нечто уверенно, с каждой секундой все больше врастало в его тело, сжимало горло, не давая вдохнуть, сдавливало грудь, со свистом выпуская остатки кислорода из легких, и прочно угнездилось в голове, расползаясь, занимая все больше пространства и охотно протягивая мерзкие маленькие щупальца туда, куда добраться еще не успело.
Где-то совсем рядом он услышал стон, но настолько тихий и нечеткий, что уже через мгновение усомнился, был ли тот вообще, да и кто издал этот звук? Его собственное тело? Все вокруг смешалось, реальность потеряла свои четкие очертания, подернутая мутной, маслянистой дымкой, а мерзкое склизкое нечто у него внутри радостно зашипело, оккупируя такие податливые внутренности.
Что-то скрипнуло. Но скрипнуло настолько ненавязчиво, что сознание не смогло уцепиться за этот маленький якорь реалии. Внезапно обрушившиеся на голову потоки холодного воздуха заставили почти дернуться в болезненном, колком спазме. Въевшийся в лицо жар боязливо отступил перед натиском прохлады, приятно остудившей кожу.
И голос. Он не разобрал слов, но безошибочно уловил интонацию: удивление, совсем немного, испуг, словно опасливо дернувшийся зверь, и беспокойство. Удручающее, ненужное беспокойство.
Прошло еще немного времени. Кошмарная бездна времени для въедающейся в лицо прохлады, с остервенением рвущей тонкую, прозрачную кожу губ. Слишком много времени, чтобы быть таким уязвимо открытым для давящего окружения.
Внезапно голову сдавило и мотнуло вверх. А он, как болванчик, повиновался, не в силах сделать хоть что-нибудь, хоть как-то сопротивляться этому навязчивому вмешательству.
Что-то гладкое на губах, безвольно, позорно открывшихся лишь при малейшем давлении. И горячая, живительная влага, затопившая рот, по глотке заспешившая дальше, в недра желудка. Немного терпкое и сладкое, отчетливо отдающее цитрусом. Таким ненавистным, но потрясающим цитрусом.
Занявшее тело толстое, душащее нечто рассыпалось, пугливо дернулось и... исчезло. Душащий и заставляющий бунтовать тело жар вскоре утих, оставляя после себя лишь навязчивую теплоту-воспоминание.

Тусклое, уже не греющее солнце все еще заставляло забавно щуриться. Улица, змеей струящаяся вперед и чуть вниз, дома, облепившие широкую дорожную полосу и спешащие мимо люди — все, казалось, утратили свой цвет, поблекли, незаметно посерели. Полупрозрачная невесомая дымка облепила иссохшие бурые листья, налипла на облупленную выцветшую черепицу и все норовила забраться под шарф. Блеклый рожок солнца стыдливо юркнул за нависшим над городом пухлым облаком, с сожалением лаская редкими, случайными лучами клочки сухой травы.
Сакура кашлянула и, натянув шарф повыше, ускорила шаг.
Старательно выталкиваемые из головы воспоминания о вчерашнем вечере, уже успевшие утратить часть своей реалистичности, но лишь прибавить в яркости, словно насмехаясь, заполняли собой все больше и больше пространства. Зловредные, настырные, неутомимо бросающиеся на защитный полог, тщательно возводимый в сознании, рвущие его в клочья, снова и снова демонстрируя одну и ту же картинку. И каждый раз ее передергивало от омерзения. От осознания, что она позволила с собой сделать. Ведь позволила же. Как бы от этого ни отпиралась, какие бы хитроумные доводы ни приводила в свою защиту. Позволила. И ей понравилось. Слишком отвратительно, слишком неправдоподобно, чтобы быть реальностью, но... правдиво. И сейчас ее, вяло бредущую вниз, к перекрестку, просто выворачивало наизнанку от омерзения к себе самой. От дикости происходящего с ней и от неизбежности рано или поздно все-таки поддаться, все-таки проиграть, нарушить сотни данных себе когда-то обещаний. Ведь сейчас... так ли они важны, те обещания? Все постоянно меняется, жизнь бежит вперед и не терпит постоянства, ненужного, уродливого нароста.
Она все еще искала себе оправдания. Не могла не искать, не могла просто смириться с болезненной мыслью, что все-таки оступилась. И перед кем? Однозначно перед тем, перед кем не стоило показывать и сотую долю своих слабостей, потому что он, наверняка, уничтожит ее за это.
Учиха Саске. Игрок. Непревзойденный игрок, играющий с судьбами, жизнями, чувствами. Беспринципный и жестокий. Не знающий себе равных. И он играет до тех пор, пока не получит отпор или не сломает. А ведь если сломает, то переломит уверенно, яростно, точно, без возможности когда-либо оправиться. Перед таким, как он, нельзя давать слабину, нельзя искать оправдания своим импульсивным, безрассудным поступкам, мотивируемым банальным: «мне любопытно». Ему нельзя доверять. А вчера Сакура нарушила собственную чуть ли не заповедь. И корила себя, корила постоянно, при каждом совершаемом ею шаге по стылому асфальту.
Вчера. Вчера. Вчера.
Снова и снова увязала в пленившем ее «вчера», ненавидела себя за это и каждый раз вспоминала о требовательном жаре губ на шее, о дрожащих ладонях, неуверенно, но все-таки предательски ласкающих его грудь, и жадных, голодных объятиях, стискивающих ее тело чуть ли не до хруста в костях.
Сакура ненавидела себя сейчас, пусть и понимала, что эта ненависть сойдет на нет и она будет вынуждена простить, ведь воспоминания поблекнут и рано или поздно сотрутся из памяти.
Она оступилась и замахала руками в попытке удержать равновесие. Кажется, кто-то оглянулся, одарив ее ехидной насмешкой.
Ирреально. Слишком неправдоподобно, чтобы быть правдой. Словно вчера это была и не она вовсе, не та, которая научилась себя контролировать, вынуждена была научиться, воспринять это как неизбежное зло, необходимость закрыться ото всего, не позволять никому и шагу ступить в ее темное, скрывающееся «я». Веселая девушка расхохоталась у нее в голове. Словно привидение замаячила перед глазами, улыбаясь широкой, обжигающей улыбкой, сочась ядовитым добродушием и смеясь, смеясь. Высмеивая ее всю, такую, какой она стала.
«Я знаю!» — зло огрызнулась Сакура своему внутреннему демону.
«Я знаю...» — уже тише и более неуверенно.
«Калека...» — усмехнулся призрак, сверля ее все тем же открытым бесстрашным зеленоглазым взглядом.
«Калека», — согласилась Сакура, замерев перед переходом, в ожидании зеленого света.
Почему именно калека? Почему из огромного множества характеристик для себя она выбрала именно это злое и безнадежное: «калека»?.. И еще раз повторить вслух, вслушиваясь в интонацию, пытаясь проникнуться, понять. Безнадежность. Она охватила ее всю, молниеносно, как пожар, и улеглась, удовлетворившись результатом — выжженным естеством.
«Тебе ведь это нужно», — уверенно напевала девушка, столь похожая на нее саму, но и столь же отличная от нее.
«Ты этого хочешь, жаждешь», — неустанно продолжала она, царапая своими колкими, лишь ей одной, Сакуре, понятными высказываниями прямо по плоти.
«Ты сама напросилась, Са-ку-ра», — в последний раз издевательски протянула она и растворилась, решив, что на сегодня истязаний достаточно, что закончить свое дело она еще успеет. Успеет отомстить за то, что заперта уже столь долгое время.
Она знала. Знала без безобразных тыканий ее второй сущности. Знала и понимала. Оттого ненавидела себя еще больше.
— Мне это нужно... — повторила она вслух и усмехнулась, понимая, насколько эти слова, неосознанно выскользнувшие из ее рта, правдивы, ведь ей это действительно нужно...
Сидевшая на своем обычно месте Тен Тен хмурилась: у тонких, сошедшихся на переносице бровей залегла темная складка, чувственные небольшие губы сжаты в строгую, тонкую полоску. Злится. От брошенного ею невзначай поистине волчьего взгляда по спине предательски забегали мурашки.
Не то чтобы она боялась быть осужденной или недопонятой. Нет. Сакура боялась, что та попадет своими догадками точно в цель.
— Если ты собираешься бросить мне тщательно продуманную и заготовленную заранее ложь, — приглушенно начала она, — то и думать об этом не смей.
Сакура не удержалась от удивленного выражения, бесконтрольно расползающегося по ее лицу.
— Я не... — пыталась было оправдаться она, но, увидев решительный настрой подруги и ее скривившийся рот, будто на язык попал лимон, отбросила мысли о бесполезном сотрясании воздуха.
— Что бы это ни было, этому должна быть действительно веская причина.
— Она есть.
Действительно есть. Только вот она настолько зыбкая, что скорее, как песок, просочится сквозь пальцы, чем послужит твердым обоснованием причины ее отсутствия.
«Я была с Саске», — она не могла произнести этих слов. Простых и губительных. Ведь это маленькое признание действительно ее погубит, погубит в глазах Тен Тен, в глазах ее брата...
Руи.
Сердце болезненно сжалось.
Дышать. Дышать. Дышать. Неустанно напоминала она себе, вдруг понимая, как тесна ей блузка, как вспотели ладони, как отчетливо отбивает свой ритм в висках сердце. Она ухватилась за эту соломинку, отчаянно пытаясь хоть на сколько-нибудь оттянуть неизбежную минуту ее признания. А ведь она будет, эта минута. Сакура признается, не сможет промолчать.
— Руи свалился с простудой. С утра его лихорадило... — будто извиняясь, прошептала она.
Кажется, Тен Тен совершенно не удивилась подобному заявлению, выказала свое внимание, только зябко передернув плечам.
— Еще бы он не простудился. Больше часа распаренный носился по улице после выступления.
— Но зачем он?..
— Тебя искал, дуреха. Думала, он с ума сойдет, настолько беспокоился.
Тен Тен не преувеличивала, это было заметно по взгляду, пренебрежительно лизнувшему лицо младшей Харуно. И сейчас она совершенно не щадила Сакуру, с праведным гневом наблюдая, как каждое ее слово пощечинами врезается в щеки Харуно. — Все оттягивал выступление, думал, может, с тобой что-то случилось...
— Но...
— Если ты снова спросишь зачем или почему, я пошлю тебя прямиком к черту, — предупредила Такахаши, зло сверкая глазами.
Она сдерживалась, Сакура, наконец, заметила это. Заметила лихорадочный румянец на щеках, часто вздымающуюся грудь и сжатые кулаки. С трудом представляла себе, скольких трудов стоит Тен Тен, чтобы держать в узде свой взрывной характер. Видимо, она действительно была расстроена и... уязвлена?
— Прости, я виновата.
Единственное, что ей хватило духу пробормотать. Как же она жалка.
— Не стоит. По крайней мере, не передо мной.
Сакура кивнула, совершенно не представляя, где спрятать свой мечущийся от стыда взгляд.
— Мне жаль, правда.
— Надеюсь.
Она ощутила. Нечто почти незаметное, скользнувшее по фигуре, словно легкий ветерок, которому здесь, в классе, и взяться было неоткуда. Нечто неприятное, склизкое, мерзкое.
Он вперил в нее изучающий взгляд, настолько внимательный, словно искал наиболее подходящее место для клейма.
Саске.
Сакура ненавидела себя за слабость, ненавидела, что снова поддалась собственному пагубному легкомыслию, ненавидела последствия, которые вызвала ее глупость и беспечность. Но сейчас, терзаемая колким въедливым взглядом, она ненавидела его. Ненавидела почти отчаянно, будто пред ней в одном лице предстала причина всех ее бед.
Его губы замерли в кривоватой улыбке. Он знал, что одним лишь своим видом порождал в ее голове воспоминания, воспламенял неловкость, смущение. И ему это, несомненно, доставляло огромное удовольствие. Похоже, Саске совершенно не смущало то, что он неотрывно разглядывает Сакуру уже несколько минут. Какая разница? Главное, чтобы ей было неуютно.
Он подался вперед едва заметно и усмехнулся, скривил свой рот в змеиной ухмылке.
Сакура отвернулась к окну, объявляя небольшую паузу в их поединке. И все же... Даже сейчас, ненавидя и презирая его, она все равно ощущала, как тело охватывает дрожь, и от осознания этого ее ненависть лишь росла.
— Ты ее уже смотрела? — уже позднее, немного остыв и сменив гнев на милость, спросила Тен Тен.
— Запись?
— Верно. Посмотри. Не зря же я ее делала.
Сакура кивнула, закидывая учебники и письменные принадлежности в портфель.
— Куда собралась?
— Уйду сегодня пораньше, приготовлю что-нибудь для Руи.
Тен Тен без зазрения совести позволила себе тихий ехидный смешок.
— Что? Это ведь из-за меня он простыл.
Почему-то эти мелочи... стали раздражать. Даже вечно двусмысленный взгляд Тен Тен и её уверенность, будто она видит куда глубже, чем все остальные.
— Я пошла.
Подруга махнула на прощание рукой.
Сакура не увидела, как несколькими минутами позже Такахаши прожигала Учиху Саске предостерегающим взглядом, получая при этом не менее предостерегающий ответ.

В воспоминаниях путь домой подернулся плотным, липким маревом, словно и не проходила она мимо небольшого сквера, не перепрыгивала через маленькую, подернутую легкой морозной корочкой лужу, не перебегала дорогу на уже мигающий зеленый. Слишком навязчивыми были мысли, слишком въедливым их обдумывание, ведь она пыталась найти разумное объяснение всему, что произошло в последнее время, но неизменно натыкалась на невидимую преграду, будто не хватало какого-то важного кусочка, какой-то мелочи, чтобы расставить все по своим местам, и оттого становилось еще более тоскливо.
В итоге, ее измученный разум зациклился на одной лишь мысли, и каждую минуту, каждую секунду в голове крутилось лишь злобное: «...он тебя хочет...». И каждый миг ее передергивало от отвращения. Нет, не к Руи, а к тому, что подобные слова сказал именно он. Выплюнул ей в лицо, словно само собой разумеющееся, а она шла и непрерывно искала хоть малейшее подтверждение того, что Саске еще не окончательно обезумел. Искала и не находила...
Руи не разговаривал с ней. Всего лишь пара коротких фраз, которые нельзя было обозначить никак иначе, как «для галочки», неискренняя улыбка и пустой, не сфокусированный взгляд. Казалось, что нечто куда более жуткое, нежели простуда, съедает его изнутри. Глубоко залегшие синяки под глазами, смертельная бледность и совершенно измученный вид. И как бы она ни старалась развить хоть небольшую беседу, он неизменно отмахивался от нее дежурным: «я устал».
Следующие несколько дней Сакура предпочла провести дома, чтобы помочь своему брату выздороветь, но поправлялся он куда медленнее, чем можно было предположить. Руи же становился все более раздраженным и замкнутым. Не выходил из своей комнаты ужинать с ней, игнорировал всяческие попытки наладить отношения. Она понимала, что, возможно, он злится, что обижен, просто никак не могла понять, как следует просить прощения у такого человека, как он. Ведь прежде, за эти несколько месяцев, он ни разу не разозлился на Сакуру, ни разу ее ни в чем не упрекнул, ни разу не показался недовольным. Почему же сейчас он так себя ведет? Почему настойчиво игнорирует ее существование?
Лишь поздно ночью, свернувшись калачиком под своим одеялом, она вдруг со страхом осознала, что ведь это может и не кончиться, что он так и останется этим нынешним «родственником издалека».
Сакура протянула руку к тумбочке, не без труда нащупала на ней позабытую видеокамеру и подтянула к себе. Синий загорающийся экран неприятно резанул по глазам. Она не хотела даже притрагиваться к записи, что сделала Тен Тен. Ей все мерещилось, будто если она хоть одним глазом посмотрит, никогда не сможет извиниться, никогда не заслужит прощения. Но, возможно, это лишь пустые страхи?
Нужная запись находилась в самом верху.
Поначалу на экране неразборчиво мигал зеленый и синий цвет, будто оператор никак не мог настроиться на нужное освещение, хотя в конце концов это у него получилось. Сцена клуба, освещенная лишь неярким ионом, тонула в завивающихся барашками клубах сизой дымки, откуда-то сзади доносились не синхронные звуки инструментов — кажется, репетиция. И вот шум в зале стихает, и сквозь дым на сцену пробивается силуэт, поначалу неясный контур, приобретающий все более четкие очертания, замирает прямо у края, сжимает в руках микрофон и мягким, подхриповатым голосом сообщает:
— Эта песня была написана для одного человека и посвящается она ей — моей сестре, Сакуре. Надеюсь, ты сейчас слышишь это.
Взгляд, внимательно изучающий толпу и не находящий того, что искал. Легкое недоумение и рассеянность. Влажный язык по пересохшим губам и вздох. Собрался. Сосредоточился. Настроился. И запел... Тихий, но глубокий, такой знакомый голос вдруг набрал силу и со всей возможной мощью вырывался сейчас из его горла.
Что-то, свернувшее ее желудок в тугой узел, прошлось по телу неудержимой волной мурашек и налипло на щеки смущением.
Сейчас, в эту минуту, от его голоса бросало в дрожь.
Любовь — это война.
Любовь это действительно война, война без правил, — подумалось Сакуре, как только она различила слова припева и совершенно перестала фокусировать взгляд на картинке — мелодия и слова полностью поглотили ее, сожрали, словно странное, бесформенное чудовище. Волнующее и в то же время сжигающее. Она никак не могла описать то, что чувствует в этот момент, возможно потому, что не чувствовала совершенно ничего, будто на мгновение перестала существовать, растворилась в звуке и, как ей казалось, бархате голоса.
— Красиво, Руи. Хорошее выступление, — спустя пару минут шепнула Сакура, улыбаясь чему-то.
Она убрала камеру в стол и натянула на голову одеяло — вина и неловкость больше не съедали ее, ведь она увидела...

Теперь, день ото дня, Сакура наблюдала за ним. Вскользь брошенные Саске слова все еще не давали ей покоя. Нет, она ни на минуту не позволяла себе поверить в нечто подобное, просто... Просто желала для себя опровергнуть саму возможность такого, словно это несправедливое заявление все портило, загрязняло своей пошлостью и двуличием. Она не верила, и все же... взгляд сам то и дело возвращался к Руи.
Вот он сидит за столом и молча пережевывает еду, вроде и смотрит на нее, но слишком отстраненным взглядом, чтобы утверждать, будто видит перед собой хоть что-нибудь.
— Руи, — в который раз подала голос Сакура, наблюдая, как брат неторопливо зачерпывает суп ложкой.
— Ммм?
Следы практически покинувшей его болезни все еще таились в уголках потускневших глаз, залегли в маленькой, почти незаметной морщинке на переносице, несколько сковали сильное, поджарое тело.
— Почему ты вернулся в эту страну? — решила Сакура начать с малого.
Руи несколько мгновений молчал, словно собирался с мыслями или же раздумывал, стоит отвечать или нет. Но затем, когда молчать уже стало невозможно, он поднял на сестру странный, невыразительный взгляд, скользнув им по всему ее стану.
— Что если бы я сказал, что ради тебя? Ты поверила бы? — вопросительно изогнутая бровь и ни капли насмешки в глазах... хотя... возможно, чуть-чуть.
— Я бы сказала, что это глупости и ни на йоту тебе не поверила, — уверено заявила Сакура, позволяя себе усталый вздох. Он совершенно не собирался воспринимать ее вопросы всерьез.
— И все же. Почему? — еще одна попытка, пока она еще решительно настроена.
— К чему эти вопросы?
В голосе скользнула усталая ленца, а в глазах сверкнула искра непонятной эмоции. Гнев? Его немного осунувшееся лицо приняло едва заметное хищное выражение, отдаваясь в глазах нездоровым блеском.
Неужели она на этот раз напросилась на грубость? Неужели надавила слишком сильно?
— Мне просто интересно. Ты ведь не из-за учебы здесь.
— Верно. Обучение не имеет к этому отношения.
Ему было неприятно говорить об этом — сжавшиеся вдруг кулаки и сама его поза кричали о крайней степени недовольства.
— Тогда почему? — она совсем не хотела его провоцировать, просто любопытство и кошку сгубило. Почему-то все ее нутро сейчас кричало: «не нарывайся!».
— Довольно, Сакура, — несколько поспешно и оттого грубо оборвал ее Руи. — Эта тема не стоит обсуждения.
Он смотрел на нее из-под полуопущенных ресниц и наблюдал, ждал.
Сейчас, видя хоть и не самый приятный сдвиг с мертвой точки не общения, Сакура категорически не желала прерывать разговор, даже рискуя навлечь на себя незнакомое доселе недовольство брата. Ведь после того случая он отдалился от неё на неизмеримое расстояние. Вел себя так, будто совершил серьезную ошибку и, усвоив урок, более не собирался повторять ее. Только вот теперь Руи не был ее братом, остался лишь Харуно Руи — приехавший издалека малознакомый родственник. Обласканная и уже практически зависящая от его внимания Сакура не могла теперь позволить ему такую холодность в отношении к ней.
Совершенно машинально она прикусила губу, отчаянно желая, чтобы все вернулось на круги своя, чтобы неловкость, неотвратимо висящая в воздухе, наконец, пропала, чтобы Руи снова был ее и не считал сближение ошибкой.
Что такое интуиция? Провидение? Магия? Высшая сила? Судьба? Всего лишь неосознанное наблюдение, сбор информации, тщательно фиксируемый где-то в недрах сознания и выводящий, в итоге, необходимое решение, наиболее верное в данной ситуации. И сейчас, скорее интуитивно, нежели осознанно, Сакура придвинулась ближе и прижалась к груди брата, что походило скорее на неуклюжее объятие. Она с удивлением отметила для себя, как он панически дернулся, словно защищаясь, услышала со свистом вылетевший из легких воздух, ощутила болезненную дрожь под ладонями.
Всего лишь секунда, и вот Сакура наслаждается ускоренным темпом сердца, теплом его тела и всей грудью вдыхает едва ощутимый родной аромат.
Все же с ним хорошо, неизмеримо хорошо. В его объятиях, под его защитой...
— Прости?.. — шепнула она, уткнувшись носом в его подбородок. Невинный, доверчивый жест, заставивший Руи почему-то отшатнуться, словно от удара.
Сакура молча проглотила эту обиду, считая ее сейчас совершенно заслуженной.
Застывшая, казалось бы, всего на мгновение минута расползлась неосязаемым прозрачным желе, неумолимо втягивая в себя мутное, подернутое иллюзией «сейчас».
— Саку... — Руи не договорил — обнял ее стан, крепче прижимая к себе.
Он снова проиграл ей, он всегда ей проигрывает.
«Он хочет тебя...»
Злобное и жестокое, прочно застрявшее в сознании, несмотря на любые заверения. Это невозможно. Это глупо. Это просто фантазии.
«Он хочет тебя...»
Оглушающее, не дающее и шанса, чтобы избавиться. Отвратительное. Пагубное.
Она искала. В каждом его слове, каждом жесте, каждом взгляде. Искала внимательно, дотошно, требовательно. И... не находила. Ни намека на это «желание», ни превратного полутона, ни двусмысленных слов. Ни-че-го.
Возможно, Саске совершенно определенно съехал с катушек, возможно, это просто она не в состоянии уличить брата в чем-то подобном, даже мысль допускать было бы оскорбительно по отношению к нему.
Сакура совершенно потерялась. Потерялась в своих суждениях и просто перестала отдавать себе отчет в своих поступках.
Осмелилась, будто невзначай, разгуливать по дому, перед Руи, в одном коротеньком банном полотенце. Тогда же она все еще внимательно вглядывалась в его глаза. Искала. И была сбита с толку недоуменным выражением на его лице и заботливым: «будешь так ходить — простудишься». После же, он без какого-либо стеснения просто удалился в свою комнату.
Дура. Набитая дура. Полная идиотка!
А затем, после полнейшей растерянности и осознания собственной глупости, в ее разум закралось неожиданное понимание: как она могла, как она вообще посмела подозревать Руи в чем-то столь противоестественном? Сакура ужаснулась собственным мыслям, старательно воздвигая вокруг себя защитный кокон: «все это чушь и бред, и мне меньше всего стоит думать о том «что-сказал-Саске».
Теперь же она не сводила глаз с Учихи, ухмылка на лице которого казалась чуть более самодовольной, чем обычно.